Сожжённый путь, Если бежишь по горящей земле, не смотри вниз. Смотри на цель. Опции

[Sonador]

Название: Сожжённый путь
Фандом: Звёздные Войны
Персонажи: Анакин Скайуокер (Дарт Вейдер), Амидала Наберрие, Люк и Лея Скауокеры, Оби-Ван Кеноби, Кос Палпатин (Дарт Сидиус), Антиннис Тремейн, Уилхуф Таркин, Олав и Дим Таркины
Размер: макси
Рейтинг: R
Жанры: фантастика, драма, гет, AU
Предупреждения: OOC, смерть персонажа, ОМП, ОЖП
Все копирайты неприкосновенны и принадлежат их правообладателям. Материальной выгоды не_извлекаю. Всё, что не чужое - моё.
Описание: "Не забывай, Оби-Ван: если верить пророчеству, только твой ученик может восстановить равновесие Силы". Но способен ли один человек осуществить такое дело?
Комментарий: Изначально это была зарисовка иного конца третьего эпизода: меня глубоко уязвил садист Кеноби, не добивший и не помогший Скайуокеру. Из зарисовки вырос черновой вариант "Сожжённого пути" - "Путь, который пришлось пройти". В процессе распутывания гнезда Наивняка изменилась завязка. Это почти другой текст.
Посвящение: ФКДВ - за вдохновение; Алексею - за советы и поддержку; Cirkon - за добрые слова о "Пути"
Публикация: с разрешения автора.

Как быстро время под землёй течёт,
Как медленно течёт над головой...
Как крестоносным рыцарским мечом,
Весь город опоясан – Кольцевой.

Опять – Кольцо! Кусающий свой хвост
Пернатый змей – Зодиакальный Рок,
Из древних мифов перекинув мост,
В тоннелях переполненных залёг.

Скульптурный отпечаток Бытия...
Над ним, перемежая путь зари,
Висит созвездий равнодушный ряд –
Дублирует земные фонари.

Они сгорают – замкнутым кольцом,
А на часах – тринадцать без пяти.
Разрыв меж Скорпионом и Стрельцом –
Сожжённый Путь... и мне его пройти.

Алькор.

Вступление.
19 лет, 8 месяцев ДБЯ, Корусант.

Человек и тогрута сидят на пыльном балконе. Вокруг темно и промозгло. Джедаи молчат.
Человек сидит сгорбившись, пальцы машинально теребят полу туники. Ему до боли хочется отхлебнуть чистого забвения, чтобы не думать, не вспоминать, не мучиться предстоящим разрывом со всем, что было его жизнью последние двенадцать лет. Без права вернуться. Без права ошибиться. Без права опереться на кого-либо, кроме себя. Уже сейчас рыцарю кажется, будто им отпит полный глоток усталости. Неужели он столь слаб, что и ожидание испытаний иссушает его силы?.. Или это Ми виновата?
”Зачем пришла, верная подруга? Зачем сидишь? Зачем молчишь? Зачем меня хоронишь?”
Но рыцарь боится спросить вслух. Сейчас Скайуокер верит в волшбу. И боится позвать беду неосторожным словом. А подруга тоже сидит, сгорбившись, и молчит. Она знает, что он уже решил и решился. Но лекарка не верит в его победу и не желает терять лучшего друга. Она молчит о детском «так нечестно». Он тоже чувствует: нечестно менять всё на шанс. Но сейчас ставит голову против голов. Всё или ничего – и меньше, чем на «всё» он не согласен.
-Всё будет хорошо, – с трудом произносит он. Не успокаивая – заклиная. И целый миг верит в собственное заклятие.
”Не будет”, – молчит она. Но тоже произносит другое:
-Ты помнишь сказку про мууна? У него было три сердца и все три – огненные. Не дождь и не ветра забили их – огонь тушила гордая толпа, под крики: «Жарко! Слишком жарко!»
Анакин предпочёл бы не знать этой сказки. Он вообще не любит грустные сказки, в которых справедливость где-то очень высоко – за пределами жизни. Слишком уж он сам себе напоминает этого мууна, хоть и не понимает – чем. У него нет огненного сердца и, конечно, он не собирается доставать его из груди, чтобы на свет приходил народ и в их глазах тоже поселялся этот огонь… Он не герой.
-Это ты к чему, Ми?
-Они едва ли согласятся с тобой.
-Не согласятся они – согласятся другие.
-Других не будет. И ты это тоже предчувствуешь.
-Я не верю в предчувствия, – резко возражает Скайуокер. И торопится добавить: – И в видения. И в пророчества. И в сны.
-Тогда зачем ты ищешь способ исполнить то пророчество?
-Я не исполняю никакого пророчества, – слишком громко, слишком поспешно и слишком резко. Какая-то мелкая тварь торопится шмыгнуть прочь с соседнего балкона.
”Потому что в моей жизни и без мистики полно проблем. Слишком велик риск, чтобы верить в неудачу”.
-Тогда зачем ты будешь рисковать всем, пытаясь примирить враждующие ордена? – тянет его рукав тонкими пальцами целительница-тогрута. – Если не ради этого древнего пророчества о равновесии, то что тебе в том?
Анакин смеётся – тихо и хрипло.
-Потому что сегодня, сейчас – мы в тупике. Война началась не оттого, что ситх захотел власти. Война началась оттого, что Республика себя изжила. Как конфедерация, как политическое образование – она уже мертва и разлагается. Никто не побежит из благополучного союза. Есть ситх-властолюб или его нет. Есть благородные рыцари, радеющие за демократию, или нас нет. Республика нуждается в реорганизации и, хотим мы того или нет, - она будет реорганизована. Не будь я одарённым, я бы не дёргался. Был бы воином или инженером и тихо делал своё дело…
-Но ты не воин и не инженер. Ты – рыцарь-джедай. И ты не можешь быть кем-то другим.
Анакин хмурится, облизывает губы и сосредоточено ловит за хвост свою мысль: рыцарь Шуук его сбила.
-Если бы я был обычным джедаем, – медленно продолжает он, – я бы, как граф Дуку, оставил Орден. В его действиях я вижу, в первую очередь, желание спасти то, что ещё возможно. И он не так уж и неправ. Я не согласен в методах – но не в целях. Так вот, если бы я был обычным джедаем, я бы плевал на тысячелетний конфликт и наш ни дага не делающий Совет, пошёл бы в армию, сам бы поставил трон и посадил на него императора…
-Ты думаешь, Дарт Сидиус не допустит этого гипотетического императора?
-Не в том дело. Все мы смертны и Сидиус тоже. И даже не одарённые – обычные люди – могут свалить ситха, если уж очень допечёт. Проблема в том, что единственная подходящая нынче кандидатура вовлечена в этот ситхско-джедайский конфликт по уши, – Ми поджимает губы и Анакин энергично встряхивает спутанными вихрами: ”Дослушай!” Он устал оправдываться, и он не будет оправдываться даже перед ней. – Я думаю, что Дарт Сидиус – это самый подходящий нам правитель, а империя – самая подходящая форма для столь крупного государства. И более предпочтительный вариант, чем дробление конфедерации на мелкие субъекты с последующим переделом сфер влияния.
-Но так мы рискуем получить классическую тиранию ситхов.
Анакин вздрагивает. В момент все его доводы скукоживаются, будто сухие листья в огне: ситхи и джедаи воюют тысячелетиями, и даже древние легенды уже не помнят первопричины. А он – без тысячелетия двадцать лет! – решил замирить ритуальный конфликт. Абсурд! Абсурд… но жизненно важный абсурд.
-Не все ситхи были тиранами. Я изучал этот вопрос, пусть и не так глубоко, как хотелось бы. И то, что сейчас называют тиранией – в культуре того времени, не нашего – было нормально. Кроме того, тиранов полно и без ситхов. Да таких, что Экзар Кун кажется лишь слегка эксцентричным типом… Тем более, что наш Совет вцепился в демократию как в кость и не готов отпустить существующий строй ни на миллиметр. И плевать, что это тупик, что конфликт «А мы хотим уйти!» вскоре вспыхнет снова, что мирить добрым словом больше не получится, а других средств у нас не предусмотрено.
Ми тяжело вздыхает и придвигается ближе: ниже третьего сверху уровня ночью холодно и гуляют сквозняки. Анакин выпутывается из плаща и укрывает им обоих как одеялом. Становится теплее.
-Во-первых, как я только что говорил, нынешний строй стал нежизнеспособен. Во-вторых, Сидиус так и так настроен получить императорский трон. Согласны джедаи или нет. Я лично его в этом поддерживаю. И, в-третьих, я – не обычный джедай. Как ты знаешь, у меня будут дети.
Тогрута сосредоточено кивает. Скайуокер понимает: она толком не знает, что такое – дети. В ордене, конечно же, есть дети, а у самой Ми Шуук – падаван непонятного пола, но рыцарь говорит не о понятии и не об ученичестве.
-Если ты не понимаешь, то в ордене – не дети. В ордене – джедаята. Будущие джедаи. А у меня – дети. Не ситхи, не джедаи, не ещё кто – просто дети. Два маленьких, ещё не рождённых человека, которые сами будут выбирать, кем быть, как жить и за что бороться. И, раз я их породил, я обязан обеспечить им жизнь в крепком, стабильном государстве. Где они смогут реализовать свои мечты, а не бесконечно бороться за жизнь. Если бы речь шла только обо мне, то я бы наплевал – я выживу так или иначе, талантами не обделён. Императором странет ситх. А если не станет – нас ждёт период глубочайшего кризиса, – Анакин распаляется всё больше и шепчет всё злее. – Несколько мелких – или не очень – государств будут делить власть и зоны влияния, высунутся как подснежники всяческие корпорации и синдикаты, джедаи будут гонять за ситхами… или ситх будет истреблять джедаев – уж кто окажется «сверху». И я не хочу, чтобы мои дети оказались в жерновах этого конфликта. Не хочу, чтобы они были вынуждены выбрать одну сторону – и автоматически стать врагами другой. Не хочу, чтобы за ними охотились воспитатели и делили их ещё в колыбели, превращая в заложников этого бреда. Не-хо-чу!
Анакин тяжело вздыхает, отцепляя с пояса флягу, и долго, медленно, с наслаждением пьёт холодную воду.
-Вот поэтому и нужно два враждующих ордена связать союзом. В галактике не может не быть одарённых: убьёшь тех, что живут сейчас – родятся новые. И вообще, это, уже в не помню каком году, Дарт Трея проходила. Это не решение. Единственное разумное решение, что я вижу – это раз и навсегда прекратить бессмысленную вражду. Или – в топку! – уничтожить оба ордена, и никогда их не возрождать. Что невыполнимо.
-Они не пойдут на такой союз, – вновь повторяет Ми Шуук. Но в этот раз – Скайуокер чувствует – целительница искренне желает ошибиться. Её тепло приятно греет бок, и поставленная задача кажется чуть менее безнадёжной. Анакин осторожно обнимает её за плечи.
-Если мы не изменим будущее для себя, то кто-то изменит это будущее за нас. И как прежде – не будет, Ми. Спасибо тебе, сестрица, что выслушала. И прости, если было что не так. Поганые нам достались времена – когда надо рисковать всем ради всего…
Человек и тогрута в обнимку сидят на пыльном балконе. Вокруг темно, промозгло и по ногам гуляет сквозняк, а парой уровней выше – барабанит ночной дождь.
-Всё будет хорошо, – упрямо заклинает рыцарь.
-Я в тебя верю, – едва слышно соглашается лекарка, и её названый брат улыбается уголком рта: пусть верит хотя бы в него, если не в его победу.

Сообщение отредактировал Sonador - 29 Октябрь 2013, 01:57

[Sonador]

Так как я решила ввязаться в WTF Combat на дайри, выкладыю первую смысловую четверть от запланированного куска и иду переписывать званый ужин у Таркинов в шестой раз

19 лет, 6 месяцев ДБЯ, Корусант.

-Дим, мама зовёт ужинать!
-Мфаз! – проворчал Дим в пятый раз прилаживая бинт на руку: сегодня он столько думал о побеге, что отхватил пером в плечо. Всё бы ничего: от Коса ему и побольней перепадало (особенно – после «культурной» секции, где порезаться о тупой муляж было решительно невозможно), но порез кровавил, чего бактапластырь не скроет. Не дай боже, горничная найдёт пятна крови на рубашке или простыни – непременно донесёт маме. И тогда уж будет вой на все три этажа и обыск. Тотальный обыск с изъятием, который отец позволит устроить ради спокойствия матери. Дим тяжело вздохнул: если уж он в чём уверен, так это в том, что отец любит маму до безумия. Гораздо больше, чем их с Олавом.
-Дим? – осторожно заглянул в комнату старший брат.
-Мфф… ну чего тебе?! – прорычал Дим, в шестой раз упустив конец.
-Ты-таки их не бросил? – тихо спросил Олав, аккуратно прикрывая дверь.
-Не твоё дело! – огрызнулся Дим, в седьмой раз прилаживая измазанный бактой конец. Он уже давно бросил гадать, почему брат так и не сдал его родителям, когда узнал. Ведь не из-за угрозы сдать маме его шуры-муры с крашеной блондинкой? Тем более что они, вроде как, уже расстались.
Олав дёрнул верхней губой, пытаясь значительно двинуть редкими усами, и отобрал у Дима бинт:
-Не доведёт тебя это до добра, – проворчал он, ловко отрывая пришедший в негодность конец. – Это же опасно.
-Ты прямо как мама, – буркнул Дим, подсовывая брату ножницы.
-Это ты как ляля несмышлёная, – Олав осторожно стёр размазанную вокруг раны бакту и наложил новую. – Я бы ещё понял – в секцию на средних уровнях ходить. Но в уличный кружок с заточенными ножами…
-Это царапина!– обречённо проворчал Дим, наблюдая ловко снующий бинт. – И ножи у нас не заточенные, просто лезвие обозначено…
-Это полноценный порез, пусть и неглубокий. Каким отморозком надо быть, чтобы так порезать тупым ножом через рубашку? – вскинул голову, забавно округлил глаза – это он так «посмотреть в глаза» понимает – и добавил:
-И не дуй губы. Ты вот думаешь, мы все такие нехорошие, хотим тебе хуже сделать…
Дим сжал зубы и выдернул руку. Вдохнул-выхнул. Каким-каким. Быстрым и сильным.
-Я дрался БЕЗ рубашки. Это раз…
-И ты уже очень умный и взрослый, – снисходительно покивал Олав, отлавливая конец бинта и разрывая его на завязки. – Я в твоём возрасте тоже…
-Ты! В моём возрасте клеил модельки! – не вытерпел Дим, неприлично ткнув в брата пальцем. Горло пережала костерукая обида, голос шипел, плечо жгло внутренним огнём. – Любимый, дорогой, удобный сын! Который сидит дома и ничего особенного не делает. Хорошо учится, вежливо улыбается, не расстраивает маменьку…
-Не говори ерунды, родители тебя ничуть не меньше любят, – проворчал Олав, сосредоточенно завязывая бинт. – Зафиксируй руку на чуть-чуть.
-Да при чём тут любят-не любят! – широко махнул здоровой рукой Дим. – Они мне мной быть не дают, понимаешь? С детства слышу: великая династия Таркинов! Семья учёных, политиков и воинов! Горжусь, как идиот. Стремлюсь продолжить, поддержать – уж как умею. Беру в руки нож – и слышу: «Положи! Порежешься!» Прошусь в спортивную секцию – не пускают, ведь там мне синяков понаставят или – какой ужас! – сломают что-нибудь…
-Может, тебе заняться чем-то бесконтактным? – предложил брат, собирая аптечку. – Например, стрельбой? Мама будет не против…
-Не хочу стрельбой.
-А чем хочешь?
-Чем-нибудь настоящим. Чтобы… чтобы оставить след в истории. Не зря прожить жизнь.
-И чем тебя след в истории спортивной стрельбы не устраивает?
-Тем, что спортивной, – проворчал Дим, надевая рубашку.
-Куда мятую, дурачина? – тут же возмутился Олав. – У нас гости!
Отобрал, пошёл откапывать «приличную» в комоде. Опять, опять с ним, как с неизлечимо больным! Но он здоров, давно уже здоров!
-Олав, – как можно ниже протянул Дим. – Я и сам могу найти свежую рубашку.
-Да, ладно, мне несложно, – не оборачиваясь, отмахнулся Олав. – Скажи лучше, чем тебя спортивная стрельба не устраивает? Чем это твоё фехтование лучше? Ножами? – почувствовал, наконец, пристальный взгляд Дима на своей макушке, но истолковал опять по-своему:
-Не, Зюрзик, я, правда, не понимаю.
Дим тяжело вздохнул и отвернулся, скрывая невольную улыбку. Он уже не помнил, что сподвигло его обозвать мамину киросскую неженку* Зюрзиком. К птице прозвище не подошло, зато прочно прилипло к нему. Знать бы ещё, почему этот нелепый привет из детства топит между ними почти любой лёд… Глупо, но очень хотелось ответить брату честно.
-Тем, что с навыками ножевого боя мне будет проще защищаться.
-От кого? – удивлённо моргнул Олав.
-Да мало ли гадов на раскопах водится. Я их что, буду отстреливать как в тире? – Дим попытался улыбнуться, но вышло как-то туго, и он прекратил растягивать губы. – Олав, я не пойду в военно-политическое училище, даже если ради этого мне придётся уйти из дома.
Олав тяжело вздохнул. Задвинул коленом ящик комода, молча передал Диму кремовую рубашку и коричневую пару брюк.
-А куда пойдёшь? – тихо спросил он.
-В институт археологии, на кафедру исследования исчезнувших цивилизаций.
-И стоит тебе, как настоящему герою, переть в обход? – устало вздохнул Олав, плюхаясь на кровать. – Поговори с отцом, я думаю, он будет не против.
-А если будет? – просопел Дим, сосредоточившись на застёгивании мелких частых пуговок. – Чем меньше он знает, тем меньше препятствий мне понагородит. Наш знаешь, сколько всего может, если хочет?
-О, боже… – простонал Олав. – Дим, ты меня без ножа режешь своей логикой! Родители тебе что, враги?
Дим не ответил, сосредоточенно возясь с пуговкой на рукаве.
-Помочь?
-Не надо! – шагнул в сторону Дим. – А родители… с тех пор, как я переболел полиомиелитом, родители сдувают с меня пушинки, – он сердито фыркнул. – Олав, я не инвалид. Всё давно закончилось. Я хочу – могу! – и буду жить нормально. Меня больше не надо беречь от всего на свете.
Олав снова тяжело вздохнул и в одно движение встал рядом. Обнял неожиданно, так что Дим больно ткнулся носом брату в плечо.
-Ой!
-Зюрзик, ты просто не помнишь, что с тобой было… Когда развился паралич диафрагмы, мы думали, ты не выживешь.
Не помнит он! Если он что и помнит из дошкольного детства, так это ту самую птицу с непроизносимым именем, нескончаемые массажи и часы лечебной физкультуры под непреклонным надзором матери… Да и в начальной школе – корявый почерк, неловкость в играх, насмешки здоровых сверстников, годы навязанных мамой бальных танцев и каллиграфии…
Каких сил после всего этого стоило уломать родителей разрешить ему заниматься спортивными единоборствами. Перепробовать инструменты от собственных конечностей до музейных мечей, только чтобы безошибочно выбрать фехтование на ножах. Врёт он, что нож защитит лучше, чем навык стрельбы. Просто сам вес хорошего клинка в руке уже дарит эфемерное ощущение счастья. Что уж говорить о грамотном, мастерски построенном поединке с достойным противником! В каждом бою он, прежде всего, побеждал не других – он побеждал себя. Раз, за разом, и ещё по заразе – пока не превзошёл изначально не отстававших противников. Ни маме, ни брату, ни отцу не понять этой эйфории преодоления высот в своём, любимом деле! Он, в конце концов, не по отцовской протекции стал кандидатом в мастера всего за четыре года…
-Но выжил же! – глухо возмутился Дим, тщетно пытаясь отстраниться, не выпустив капризную пуговицу. От брата неприятно несло сладким одеколоном. – Ты чем опять надушился?
-«Сады Эриаду», а что?
-Это не сады Эриаду, это сладкая гадость, Олав! Пусти меня! Я здоров, понимаешь?
-Да понимаю я, – потрепал его по волосам брат. – Но и ты пойми родителей: они тебя, можно сказать, с того света вытащили…
-Спасибо. Правда, спасибо им. Но теперь они же меня ограничивают. Их устроит, если я стану кабинетным червём – желательно там, где вообще ничего не случается! А я ведь сначала хотел быть не археологом, а десантником! Пока мне не объяснили, что за Республику сражаться не стоит, у неё вообще армии нет! Я и историей-то заинтересовался, чтобы оспорить это…
-Дим… – примирительно поднял руки Олав.
Но молчать вдруг оказалось выше сил. Дим много думал об этом сегодня. Что теперь у Республики есть армия, война и фронт, только вот армия большей частью клонированная – ну как туда попасть нормальному человеку, чтобы не в штаб? О том, что разузнать назначение корчела и вылететь с Корусанта на фронт – почти нереальная задача. О том, что дети в строю – лишь помеха, уж никак не помощь. Что пехотинец на передовой в среднем живёт 45 дней, а десантник – 20. О том, как будет жить, если шальной осколок оторвёт руку или ногу.
О том, что затея бессмысленна от и до: ничего его смерть где-то там не решит. И почти уговорил себя: если геройствовать – то со смыслом, серьёзно. Это же так логично, так правильно… Только вот никаких слов не нашёл, унять неподвластную, древнюю тоску по настоящему… и чтобы отговорить от этой затеи Тилка.
Как тяжело быть разумным, когда всю сознательную жизнь что-то преодолевал – вопреки разуму! – и вдруг оказался посреди вялотекущей повседневности. Кажется, жизнь водой исчезает сквозь пальцы, а он до сих пор так ничего и не сделал – и никогда не сделает, если будет думать так разумно. Что надо отбрасывать прочь сомнения и просто делать. Хоть что-то значимое – серьёзно, наяву воплощать.
-Где сегодня наши великие воины, Олав? Где обрывается летопись подвигов, за которые не стыдно? Почему стало так много наглых вояк, которые лгут, предают и убивают ради собственной выгоды? Мы что, выродились в торгашей с оружием? Кто после Стойкого Хермана поднимал людей в атаку? Кто после Синдра брал защищённые цитадели? Кто после Сэта вёл крейсер на таран? Кто после троюродной прапрапрабабушки Нанны бросал термодетонатор, прикрывая отход войск и жертвовал собой за своих? Кто…
-Притормози, Дим! А как же дедушка Ранульф?
Дим осёкся, запоздало вспомнив, что Ранульф Таркин был, есть и будет героем Олава. Отец, кажется, даже возил брата на Тройкен, показывал, где всё случилось…
Брата возил, а вот на него уже не нашёл времени.
Дим не любил говорить с братом о деде: Олав болезненно воспринимал любую критику своего героя, а Дим никак не мог понять: что сподвигло деда на абсолютно бессмысленную с практической точки зрения смерть. Это ничего не дало в тактическом смысле и почти ничего – в политическом. Репутацию можно было спасти с гораздо меньшими потерями, для этого необязательно было умирать.
Да, Дим определённо не любил говорить о деде. Слишком много было непонятно, чтобы хоть что-то утверждать.
-Знаешь, Олав, мне начинает казаться, что мы превратили деда в рекламный лейбл. Его называют героем, но что он сделал героического? Взорвал себя вместе с завалом в тоннели чаллатоедов? И что это дало его людям?..
-Не смей! – подскочил Олав. – Ты ещё ничего – вообще ничего! – не совершил, чтобы иметь право на деда рот открывать!
-Я не умаляю его подвига! Что, попытки понять, что точно случилось – уже преступление?
Братья неловко замолчали. Олав мрачно уставился на переливающееся голо дракона – «Царра Хайпа», реконструкция найденного в системе Царих скелета. Дим спешно переодевал брюки, пытаясь задавить настойчивое желание извиниться перед братом. В чём он неправ, в конце-то концов?
-Прости, Олав, – уступил совести Дим. – Я не хотел тебя обидеть. Ты же знаешь, я въедливый, мне всё подробно понять надо…
-Проехали, – устало отмахнулся брат. – Я ведь тоже понимаю, что такая вера в деда-героя выглядит… наивно, мягко говоря. Но так хочется верить, что был ещё кто-то после Нанны… Сейчас такая эпоха… – Олав поморщился, будто у него разом заболели все зубы. – Не время для героев.
«Ты не прав», – хотел сказать Дим. Но, пока эта мысль поворачивалась к нему то одним боком, то другим и приятно грела душу своей неброской правдивостью, брат хлопнул ладонями по коленям:
-Ладно. Давай уже шустрить в столовую, а то отец нам надаёт по шее.
----------
*Выдуманное название для неизвестных птиц с Кироса (http://ru.starwars.wikia.com/wiki/Неизвестные_птицы_Кироса)

Сообщение отредактировал Sonador - 10 Декабрь 2013, 22:49