Правильное решение, Энакин не переходит на сторону Палпатина в 3 эпизоде. Опции

[Annanaz]

Описание:
Альтернативная версия третьего эпизода. Энакин принимает решение не спасать Палпатина от Винду, однако настаивает на необходимости суда. В результате Сидиус арестован, Энакин остается в Ордене... казалось бы, счастливый конец? Отнюдь. До конца еще далеко, да и насчет того, будет ли он счастливым, вопрос очень и очень спорный.

Часть 1

Была уже глубокая ночь, когда Энакин сумел выбраться из Храма – превратившегося сейчас в нечто среднее между местом проведения празднества и военного совета в осажденном городе. Повод для радости был, конечно, весомый: враг, еще совсем недавно казавшийся неуловимым, схвачен и заперт в храмовых подземельях. Но высший совет не разделял эйфории, затронувшей почти каждого джедая – от последнего падавана до магистра. Нет, вместо того, чтобы радоваться победе, мастера предусмотрительно готовились к очередным баталиям – как словесным, так и очень даже вооруженным.

Оно и верно. Арест верховного канцлера – слишком резонансное событие, чтобы руководство Республики могло, как часто бывало прежде, просто предоставить Ордену свободу действий.

"Не говоря уже о том, что половина этого руководства – сторонники Палпатина. Плевать с высочайшего небоскреба хотевшие на вопросы как сторон Силы, так и правосудия".

Энакин угрюмо смотрел перед собой, на бесконечный мегаполис, раскинувшийся за лобовым стеклом. Жизнь кипит, как и всегда. Спокойная жизнь, мирная. Будто ничего не случилось. Но не нужно даже прислушиваться к Силе, чтобы уловить это... чувство, образ? Точно не разобрать: смутное ощущение, отзывающееся путаными ассоциациями. Грозовые тучи, сгустившиеся над планетой. Лавина, готовая обрушиться на галактику, сметая и перемалывая все, что попадется на пути.

Нечто подобное Энакин ощущал в обманчиво спокойные часы перед очередной вражеской атакой. Но масштаб – несопоставим. Все равно что сравнивать бластерный выстрел с орбитальной бомбардировкой.

Природное чутье и Сила в один голос вопили об угрозе. Казалось, она разлита в воздухе, как токсичные испарения в Заводском районе. Но какого хатта он чувствует это так остро? Какого – именно сейчас?

Похоже, убедив Винду оставить ситху жизнь хотя бы до суда, Энакин умудрился приблизить катастрофу. Ту самую, что ощущалась и прежде – но гораздо более смутно.

Энакин со всей силы надавил на рычаг, выжимая из спидера максимальную скорость, на которую тот был способен. Опустил стекла, и в машину с ревом ворвался поток воздуха, оглушая и до боли хлеща по лицу. Но назойливые мысли все так же продолжали роиться в голове: им не были помехой ни свист ветра в ушах, ни бешеная скорость, от которой небоскребы и спидеры размываются в нечеткие линии. Энакин как наяву видел перед собой лицо Палпатина, когда тот сложил оружие – вернее, попросту швырнул меч в окно. Невозмутимо, с таким надменным видом, будто оказывал своим противникам величайшую милость. Слышал негромкие слова, произнесенные без тени злобы и страха: "Ну что же, магистр Винду... мне всегда было любопытно взглянуть на храмовые подземелья". И – отеческая улыбка, обращенная к Энакину: "Я предполагал, что ты поступишь по совести, мальчик мой. Это очень хорошо... обычно после этого приходится учиться поступать по уму".

Энакин пустил спидер в штопор, едва не протаранив грузовик, пролетавший аэротрассой ниже.

Что старик хотел этим сказать? Что задумал? Вид у него был, как у победителя... какого хатта?! Блеф? Или действительно очередная ловушка? Если да, то на кого расставленная? На Республику? На Орден? На одного только Энакина?

Только с моей помощью ты сможешь спасти Падме.

Он до боли стиснул штурвал в руках: "Нет уж, владыка Сидиус. Надеялись поймать на это? Не выйдет".

Его видения были насланными. Мороком старого интригана... и почти ведь не просчитался, сволочь! Хороший был трюк, едва не сработал...

Энакин, помоги мне!

Он дал по тормозам так резко, что ремни безопасности впились в грудь, удерживая от удара о лобовое стекло. Осоловело помотал головой. Грязно выругался на хаттском, припомнив самый смачный лексикон обитателей Татуина.

Снова голос Падме. Снова ее образ перед глазами. Видение нечеткое и гораздо короче чем те, что являются во снах, – но виски точно так же сдавливает боль, а вдоль позвоночника расползается колючий холод.

Выдохнув, Энакин вновь запустил двигатели. Повел спидер медленно, все еще не в силах избавиться от дрожи в руках.

"Это не видение. Просто вспомнилось. Хатт раздери, ну и навязчивая же дрянь!"

Палпатин знал, на что давить. Да только с аргументами просчитался: для того, чтобы спасти Падме, не нужны техники Темной Стороны. Гораздо проще сделать так, чтобы их вовсе не пришлось применять. Нужно удвоить охрану, этот ее курятник служанок наконец делом занять, чтоб глаз с госпожи не спускали...

Энакин кивнул сам себе. Даже вымучил самодовольную улыбку. Все правильно, именно так он и поступит. Прекрасно обойдется и без сомнительной ситхской помощи...

Да вот только улыбка натянутой вышла, и внутренний голос безбожно фальшивил. Сомнения никуда не делись. Как и озноб. Как и тягостное предчувствие катастрофы.

Но к хаттам! Он все обдумает утром. Когда отдохнет хоть немного. После того, как хотя бы на несколько часов выбросит события этого дня из головы.

"Правильно, Энакин. Подожди немного. Утро преподнесет тебе очень богатую пищу для размышлений".

Вздрогнув, Энакин инстинктивно огляделся по сторонам, будто ожидая увидеть Палпатина на пассажирском сидении. Никого, естественно, там не обнаружил. Даже в Силе не ощущалось чужого присутствия... почти не ощущалось. Будто след остался на морском песке, почти размытый приливом. Или даже это – игра воображения?

Энакин выругался сквозь зубы. Если он неспособен отличить навязчивые фантазии от видений, свои мысли от телепатически переданных чужих... это многое говорит о его состоянии.

Или о ситуации в целом?

Он даже не знал, какой вариант хуже.

* * *

Исанн смотрела какой-то ужастик до того, как трансляцию прервал срочный выпуск новостей. Фильм был довольно глупый и девочку не пугал ни капли – мысль, что папа может войти в комнату и обнаружить, что дочь не спит в такое время, была страшнее всех кровожадных призраков вместе взятых.

А вот когда из динамиков планшета зазвучали знакомые звуки заставки "Республиканских новостей", девочка вздрогнула: срочные выпуски обычно ничего хорошего не предвещали. Наверняка сепаратисты опять какую-то планету захватили, или убили кого важного, или еще что-нибудь в этом роде.

"Опять папа злющий будет... так-так-так, а при чем тут... они что сделали?!"

Сглотнув комок в горле, Исанн отмотала запись назад. Пальцы у нее слегка задрожали, так что она даже не сразу попала по нужной кнопке. Нет, наверное, она что-то неправильно поняла. Ну не могли же джедаи на самом деле...

"...В настоящее время представители Ордена джедаев отказываются давать какие-либо комментарии касательно ареста верховного канцлера. По словам магистра Винду, уполномоченного говорить от лица Ордена, официальное заявление будет сделано не позднее семи часов утра по времени Корусканта..."

...арестовать канцлера. Но это же бред, глупость!

Отшвырнув одеяло, Исанн спрыгнула с постели. Нервно прошлась по комнате, обхватив себя руками. Сон, едва не сморивший ее во время просмотра фильма, как рукой сняло: теперь девочка разрывалась между желанием в панике побегать кругами или забиться под одеяло, спрятавшись от страшной новости, будто от воображаемого монстра.

Но и то, и другое ничем бы не помогло. Да и стыдно уже так себя вести, ей одиннадцать! Почти взрослая. Но как же страшно!

Что теперь с ними будет? Папа – друг канцлера, помогал ему во всем... и теперь Палпатина арестовывают. Может быть, Исанн еще не совсем взрослая, но все-таки кое-что понимает: враги канцлера – враги и ее отца. Раз уж они добрались до самого правителя Республики...

Не додумав мысль до конца, девочка помотала головой и зачем-то зажала уши. Глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Она уже не ребенок маленький, должна держать себя в руках! Но разве можно сейчас вот так просто взять и лечь спать, будто ничего не произошло?

Нет, уснуть она точно не сможет.

Первым делом Исанн попыталась принять невозмутимый вид. Так как со стороны себя не видно, решила, что успешно. Немного поколебалась, прежде чем выйти из комнаты, беспокойно постукивая кончиками пальцев по контрольной панели: и что она собралась делать? Будить отца посреди ночи, вообще-то, затея не из лучших... но по такому поводу... он не станет злиться. Точнее, станет, но не на нее. Она ведь не из-за пустяка его беспокоит, а чтобы важную новость рассказать.

Решившись, девочка выскользнула в коридор. То и дело она вздрагивала, прислушиваясь к царящей вокруг тишине: ей все казалось, что с первого этажа раздаются какие-то звуки – не то шагов, не то ударов в дверь. Зайдя в спальню отца и никого там не обнаружив, Исанн на миг похолодела от ужаса: она ведь не видела, чтобы папа возвращался домой, и выпуск новостей не досмотрела – а вдруг там и о других арестах говорилось?!

На третий этаж, в кабинет, она кинулась бегом, начисто позабыв о попытках выглядеть спокойной и рассудительной. На лестнице девочка споткнулась, разодрав до крови коленку, а в коридоре лишь в последний момент разминулась со стеной, не рассчитав расстояние до поворота. В кабинет она влетела с разбегу, даже не подумав постучаться и дождаться разрешения. Мысль, что за такую бесцеремонность можно и по шее получить, пришла несколько запоздало, да и то надолго не задержалась: при виде отца ее тут же заглушили радость и облегчение.

– Папа!

Исанн едва не кинулась отцу на шею, но, запоздало заметив комлинк в его руке, остановилась как вкопанная. Щеки тут же стыдливо заалели: надо же было так сглупить! Вот теперь ей точно влетит.

Арманд удостоил дочь лишь коротким взглядом – да таким, что той вдруг захотелось со всех ног унестись к себе в комнату и для верности запереть дверь. Но, так как прогонять ее вроде не спешили, Исанн тихонько устроилась на диване, сложив руки на коленях и зачем-то оправив ночную сорочку. Нет уж, никуда она не пойдет! Одной страшнее. Да и интересно же, с кем это папа говорит и о чем...

– При личной встрече, Сейт, – отрезал Арманд, жестоко разочаровав уже навострившую уши девочку. – Да, мои люди над этим работают... Пестаж, хатт тебя дери, тебе подробный отчет предоставить?! Позже все обсудим.

Оборвав связь, он швырнул комлинк на стол. Исанн, притихшая и внезапно очень заинтересовавшаяся узором на ковре, судорожно прикидывала степень злости родителя. По всему выходило, что он в бешенстве: обычно именно в таком состоянии у него светлели глаза, из светло-голубых превращаясь в почти белые.

– Ты почему позволяешь себе врываться в мой кабинет без разрешения?!

Исанн нервно сглотнула, чувствуя, что кроме щек теперь горят еще и уши. Усилием воли заставив себя поднять взгляд, она ответила – хотелось, чтоб с достоинством, как взрослая, а получился все равно полупридушенный писк маленькой девочки:

– Пап, я не хотела мешать... я просто очень испугалась. Новости смотрела, вот и...

– Снова в ГолоСети сидела вместо того, чтобы спать?

Девочка угрюмо кивнула: отнекиваться было попросту глупо. Прочистив горло, приготовилась объясняться еще раз: не так сбивчиво и испуганно. Если будет вести себя, как маленькая, папа с ней ни о чем говорить не станет: отчитает и в комнату отошлет, залепив оплеуху для ускорения. Надо показать, что она может что-то понять...

– Пап, я ведь не совсем глупая. Я как узнала, что с канцлером случилось, так поняла: ты теперь тоже в опасности. Вот и захотелось проверить, все ли с тобой нормально... прости, что так не вовремя заявилась.

Те несколько секунд, что отец молчал, не спуская с нее пристального взгляда, Исанн боялась даже вдохнуть: только бы не прогнал! Она же с ума сойдет, если он сейчас не объяснит... что-нибудь! Если не скажет, что все будет хорошо...

Не прогнал: присел рядом и притянул дочь к себе. Исанн даже удивленно пикнуть не успела, как оказалась у отца на коленях. Сказать, что девочку это ошеломило, значит сильно преуменьшить: обычно он ее по голове-то гладил только в знак особого расположения, а уж чтобы обнимал...

– Кажется, я слишком часто позволяю кое-кому присутствовать при взрослых разговорах, – негромко произнес Арманд, поглаживая девочку по щеке. – И недостаточно сильно наказываю за подслушивание.

Исанн несмело и чуть виновато улыбнулась в ответ, крепче прижимаясь к отцу и совсем по-детски повисая у него на шее. На какой-то миг у нее даже получилось поверить, что папа может все, и никто не сумеет причинить ему вреда... но, увы, она действительно слишком часто слышала разговоры, не предназначавшиеся для детских ушей.

– Что ты теперь будешь делать? Ведь джедаи знают, что...

Исанн осеклась: отец мягко приложил палец к ее губам.

– Джедаи, – произнес он, зловеще понизив голос и прищурив глаза – все еще этого страшного, почти белого оттенка, – совершили ошибку. Роковую ошибку. Этой сектой и без того многие сыты по горло – а теперь они в открытую поставили себя выше Республики. Такое безнаказанным не останется. Так что... все будет хорошо, дочка. Веришь?

– Конечно верю, папа.

Исанн беспечно улыбалась – но на самом деле ей по-прежнему было страшно до дрожи. От собственного бессилия хотелось плакать: она ребенок, просто ребенок... но ребенок, который понимает слишком многое. И прекрасно помнит, что в последний раз отец обнимал ее в тот день, когда мама бросила их и пропала без следа.

Тогда он тоже говорил, что все будет хорошо. А она поверила, потому что была маленькой.

"Все-таки быть маленькой иногда хорошо. Жалко, что я почти взрослая".

[Annanaz]

Толпа, собравшаяся под стенами Храма, выглядела угрожающе даже с высоты башни Совета. Еще вчера демонстрантов набиралось едва ли больше пары сотен – сейчас же толпа почти заполнила площадь и грозилась вскоре выплеснуться на близлежащие улицы. Выставленный на подступах к Храму полицейский кордон выглядел до жалкого хлипкой и ненадежной преградой для этого беснующегося людского моря. Расходиться демонстранты, судя по все разрастающемуся палаточному городку, в ближайшее время не собирались – более того, их число постоянно увеличивалось, и этому потоку энтузиастов конца и края не было видно. Представители власти предпринимать какие-либо меры не спешили и вряд ли вообще намеревались: в ответ на резонный вопрос, сколько еще это безобразие продлится, они с равнодушным видом пожимали плечами и ссылались на положение о санкционированных митингах и демонстрациях.

– Галактика сошла с ума, – мрачно констатировал Оби-Ван. Вид у него был усталый и немного нездоровый, совсем не подходящий военачальнику, вернувшемуся с победой. – Только посмотри на них... у меня такое ощущение, будто я с фронта не возвращался.

Энакин только кивнул. Демонстрация именовалась "мирной", но все пацифистские лозунги организаторы, видимо, оставили в кабинете чиновника, санкционировавшего ее. Эти люди сюда не просить пришли, и не "цивилизованно выражать свою точку зрения". Они пришли требовать и обвинять. Что и делали. И почему-то Энакин очень сомневался, что "выражать свою точку зрения" они намерены исключительно криками и грозным потрясанием плакатами.

– Нет, я не понимаю. Я ни черта не понимаю, Энакин! Мы защищаем Республику, как можем. Мы гибнем сотнями на этой клятой войне, чтобы они, – он ткнул пальцем в окно, – могли жить спокойно, слыша о сепаратистах только по ГолоСети! И они готовы растерзать нас за то, что мы наконец-то арестовали мразь, развязавшую войну!

Оби-Ван в сердцах ударил кулаком по стене. Несколько секунд простоял неподвижно, тяжело дыша и бездумно разглядывая сбитые в кровь костяшки пальцев. На лице его играли желваки.

Энакин молча перевел взгляд на окно. Он не собирался ни успокаивать бывшего учителя, ни тем более осуждать его: Оби-Ван был вполне способен взять себя в руки без посторонней помощи – к тому же обуздывать эмоции ему всегда удавалось куда лучше, чем самому Энакину. Что до осуждения... попробовал бы ему кто указать на "неподобающие джедаю эмоции" в такой момент. Нарвался бы на грубость. По меньшей мере.

Они все держались на пределе сил. Энакин своими глазами видел, как после особенно тяжелого сражения магистр-джедай сидел на полу палатки, сминая в кулаке кусок бронепластины боевого дроида – легко, словно та была не крепче алюминиевой банки. Не обращая внимая на кровь, тонким ручейком стекающую на белоснежную робу. Глядя перед собой мертвым, остекленевшим взглядом. Видел молодую целительницу, трясущуюся в беззвучной истерике над трупом солдата, которого не сумела спасти. Слышал о рыцаре, потерявшем в бою весь свой батальон – и бесследно пропавшем из лагеря на следующий день.

Даже клонам, выращенным специально для войны, приходилось нелегко. Но любому джедаю было хуже стократ. Неодаренному не понять, что для адепта Света значит находиться на арене боевых действий; каких усилий стоит отгородиться от чужой боли, агонии и ярости. Не понять, что испытывают те, кто отгородиться не сумел.

По крайней мере, так говорили Энакину другие. Сам он ничего подобного не чувствовал... скорее уж напротив. То, что выжимало из его товарищей последние силы и сводило с ума, на него действовало, как мощнейший стимулятор. В бою энергия переполняла его, несясь по жилам бурным потоком, для которого любая вспышка эмоций, любая боль и смерть, рвущая полотно Силы в клочья – как новая порция горючего в пламя.

Странно сказать, но сейчас, когда у порога Храма бушевала разъяренная толпа, Энакин чувствовал себя гораздо лучше, чем когда-либо прежде в этих стенах – обычно хранящих покой и умиротворение. Протестующие выплескивали в Силу такое бешеное количество энергии, что плазменный реактор в сравнении с этим выглядел бы жалким костерком. Только потянись, и она послушно прильнет к рукам, давая столько сил, что кажется – движения пальца хватит, чтобы разнести на куски флот сепаратистов.

Энакин благоразумно держал подобные мысли при себе: очень уж его ощущения подходили под описания той самой Темной Стороны, которой любой джедай должен сторониться как огня.

Очередное подтверждение тому, что в Ордене ему не место.

– Тебя не было на Корусканте, когда СМИ в один голос завели истерику о "государственном перевороте", – презрительно хмыкнул он. – Слышал бы ты их – сейчас бы не удивлялся.

– Был слишком занят генералом Гривусом, чтобы следить за новостями, – Оби-Ван по-прежнему не отрывал взгляда от толпы, но о его недавней вспышке гнева теперь напоминали лишь кровоточащие ссадины на костяшках пальцев. – Мне кажется, или вон тот скиммер летит сюда?

– Журналисты, – присмотревшись к транспортнику, стремительно приближающемуся к площади, Энакин заметил эмблему "Республиканских новостей", начертанную на его борту. – Жди новых разоблачений к вечеру.

Оби-Ван тяжело вздохнул:

– Вот же стервятники... и чего им на этот раз нужно? Чувствую, добром это не кончится.

– Хоть бы раз ты в этом ошибся... не кончится, конечно. Когда такие толпы собирались на Татуине, рабам потом приходилось убирать трупы с улиц.

– Здесь не Татуин, Энакин, – судя по тону, Оби-Ван и сам не был уверен, что столичная толпа отличается от татуинской в лучшую сторону.

– Ты им это скажи. Неужели их эмоции не улавливаешь? Это не митинг, а пороховая бочка. Хватит одного выстрела, чтобы она рванула. Бойня у стен Храма джедаев – вот подарок журналистам будет. Особенно если стражам придется вмешаться. Зря власти, что ли, так мало полицейских в оцепление согнали?

Оби-Ван помрачнел еще сильнее – хотя казалось, что дальше уже некуда. Нахмурившись, пропустил сквозь пальцы заметно отросшую за время кампании на Утапау бороду.

– Улетал из столицы Республики, а вернулся в очередную горячую точку, – проговорил он с горечью. – И с каждым днем все хуже и хуже... Если честно, Энакин, я не знаю, что случится, если Сенат прикажет нам немедленно отпустить Палпатина. Никто в Совете не знает. Некоторые всерьез полагают, что... а впрочем, не важно, – опомнившись, оборвал магистр мысль. – Надеемся на лучшее, но готовимся к худшему, как всегда.

Энакин подумал было расспросить друга поподробнее, что именно полагают "некоторые", но тут же отказался от этой идеи: после того, как для него закрылись двери Зала Совета, Оби-Ван остался единственным, кто мог хоть что-то рассказать о планах магистров. Не стоило нервировать его излишней настойчивостью. К тому же Энакин и без того предполагал, о чем шла речь.

– И именно поэтому отзываете джедаев с фронтов именно тогда, когда следовало бы со всей силы ударить по сепаратистам, – понимающе хмыкнул он, не скрывая презрения.

Оби-Ван беспокойно осмотрелся вокруг, проверяя, не прислушивается ли кто к разговору. К счастью, коридор был совершенно пуст: магистры Совета покинули этот этаж сразу же после совещания, а рядовые джедаи редко сюда заходили.

– Энакин, ты должен понимать... – Оби-Ван замялся, мучительно подбирая слова – почти как в тот день, когда передавал бывшему ученику распоряжение шпионить за канцлером. – Угроза сепаратистов – ничто по сравнению с той, которую несет власть ситха. Если позволить ему вернуться в канцлерское кресло, Орден будет обречен. Теперь, когда Сидиус знает, что его разоблачили, он повернет всю Республику против нас, и никто не посмеет ему перечить. Мы должны быть готовы защищать себя, если придется.

"Когда придется, ты хочешь сказать. Мы оба знаем, какие силы стоят за Палпатином. И Совет знает. И мы все хорошо понимаем, что так просто они не сдадутся".

В памяти один за другим всплывали лица тех, с кем ему доводилось работать в ходе военных кампаний. Армейские генералы – из того подавляющего большинства, что не относилось к Ордену, адмиралы, моффы, разведчики... все те, чье положение в годы войны стало выше и крепче, чем когда-либо прежде. И сколькие из них пойдут поперек воли законного правителя, отказавшись повернуть оружие против джедаев? Повезет, если десяток из сотен наберется.

– Я понимаю... просто надеялся, что остановлю войну, выдав ситха Совету, а не начну новую, – Энакин скривился: во рту от этих слов будто появился привкус желчи. – Жаль, что ошибся.

Жаль, что поступил так поспешно. Так опрометчиво. Не взвесив, не рассчитав... и не подумав остановить Винду от глупости, которая теперь поставила под угрозу весь Орден. Пусть он собирался покинуть джедаев, пусть ему с ними не по пути... но сбежать в такое время? Энакин не был предателем. Кем угодно, но только не им.

"Неужели? Ты ведь уже предал однажды. Совсем недавно, помнишь? Из благих побуждений. Разве можно ручаться, что такого не произойдет снова?"

Энакин ощутил, как его грудь сдавливает удушающий, иррациональный страх. По телу пополз холодок. Снова это ощущение – будто мысль одновременно и принадлежит ему, и является абсолютно чуждой, вложенной кем-то другим.

С губ невольно сорвалось крепкое ругательство. Почувствовав внезапную слабость, Энакин оперся о стену обеими руками; его дыхание сделалось хриплым и тяжелым.

– Энакин? – как сквозь толщу воды донесся голос Оби-Вана. – Энакин, ты в порядке?

Он только и смог, что неопределенно помотать головой. Перед глазами один за другим проплывали образы – то смутные, словно окутанные туманом, то настолько яркие и четкие, что казались реальнее мегаполиса за окном. Фигура в алых одеяниях, патетично вздымающая руки к бесконечным рядам сенатских лож, едва ли не сотрясающихся от грома аплодисментов. Торжествующий огонь, пылающий в желтых глазах старика, хищная улыбка на его тонких губах. Боевые корабли Республики... в космосе, над Корускантом, над другими мирами... армады, озаряемые вспышками орудий; отдельные корабли, буквально разрываемые в клочья мощными залпами – со всех сторон, с судов, окрашенных в точно такие же цвета Республики, что и у их беспомощных жертв. Корускант. Опустевшие улицы; тяжелая, слаженная поступь патрулей в сине-белой броне. Улицы, усеянные телами. Черные клубы дыма над Храмом...

Падме. Ее искаженное ужасом лицо, расширившиеся в страхе глаза...

– Сенатор Амидала, именем Галактической Империи вы арестованы по обвинению в государственной измене.

Холодный, бесстрастный голос. Рука в черной перчатке, перехватывающая тонкое запястье...

– Нет! Нет, не смейте! Энакин! Энакин, помоги мне!

Отчаянный крик едва не разрывает барабанные перепонки, отдается в висках звонким эхом...

– Энакин!

Судорожно выдохнув, Энакин распахнул глаза. Блуждающим, полубезумным взглядом осмотрелся вокруг, с запозданием узнавая белоснежные стены и украшенный замысловатыми узорами мраморный пол Башни Совета. Благодарно кивнул Оби-Вану, поддерживающему его за плечо:

– Да. Да, все в порядке. Мне... нужно побыть одному. Поговорим позже.

Стряхнув ладонь друга – возможно, слишком резко, но сейчас было не до вежливости, – Энакин поспешил к лестнице, ведущей на нижние этажи. Он едва сдерживался, чтобы не перейти на бег, хотя слабость, накатившая вместе в видением, еще не до конца отпустила его.

По мере того, как в голове прояснялось, на смену ужасу приходила ярость – яркая настолько, что ее, наверное, мог уловить едва наделенный Силой мальчишка из сельхозкорпуса. Энакин сжимал и разжимал кулаки, чувствуя, как скапливается в его руках мощь, требующая выхода.

Не сбавляя шага, он шел к подземельям Храма. И упаси Сила охрану не пропустить его.

Упаси Сила проклятого ситха не ответить, что только что произошло.

Сообщение отредактировал Annanaz - 8 Август 2015, 19:32