Правильное решение, Энакин не переходит на сторону Палпатина в 3 эпизоде. Опции

[Annanaz]

Описание:
Альтернативная версия третьего эпизода. Энакин принимает решение не спасать Палпатина от Винду, однако настаивает на необходимости суда. В результате Сидиус арестован, Энакин остается в Ордене... казалось бы, счастливый конец? Отнюдь. До конца еще далеко, да и насчет того, будет ли он счастливым, вопрос очень и очень спорный.

Часть 1

Была уже глубокая ночь, когда Энакин сумел выбраться из Храма – превратившегося сейчас в нечто среднее между местом проведения празднества и военного совета в осажденном городе. Повод для радости был, конечно, весомый: враг, еще совсем недавно казавшийся неуловимым, схвачен и заперт в храмовых подземельях. Но высший совет не разделял эйфории, затронувшей почти каждого джедая – от последнего падавана до магистра. Нет, вместо того, чтобы радоваться победе, мастера предусмотрительно готовились к очередным баталиям – как словесным, так и очень даже вооруженным.

Оно и верно. Арест верховного канцлера – слишком резонансное событие, чтобы руководство Республики могло, как часто бывало прежде, просто предоставить Ордену свободу действий.

"Не говоря уже о том, что половина этого руководства – сторонники Палпатина. Плевать с высочайшего небоскреба хотевшие на вопросы как сторон Силы, так и правосудия".

Энакин угрюмо смотрел перед собой, на бесконечный мегаполис, раскинувшийся за лобовым стеклом. Жизнь кипит, как и всегда. Спокойная жизнь, мирная. Будто ничего не случилось. Но не нужно даже прислушиваться к Силе, чтобы уловить это... чувство, образ? Точно не разобрать: смутное ощущение, отзывающееся путаными ассоциациями. Грозовые тучи, сгустившиеся над планетой. Лавина, готовая обрушиться на галактику, сметая и перемалывая все, что попадется на пути.

Нечто подобное Энакин ощущал в обманчиво спокойные часы перед очередной вражеской атакой. Но масштаб – несопоставим. Все равно что сравнивать бластерный выстрел с орбитальной бомбардировкой.

Природное чутье и Сила в один голос вопили об угрозе. Казалось, она разлита в воздухе, как токсичные испарения в Заводском районе. Но какого хатта он чувствует это так остро? Какого – именно сейчас?

Похоже, убедив Винду оставить ситху жизнь хотя бы до суда, Энакин умудрился приблизить катастрофу. Ту самую, что ощущалась и прежде – но гораздо более смутно.

Энакин со всей силы надавил на рычаг, выжимая из спидера максимальную скорость, на которую тот был способен. Опустил стекла, и в машину с ревом ворвался поток воздуха, оглушая и до боли хлеща по лицу. Но назойливые мысли все так же продолжали роиться в голове: им не были помехой ни свист ветра в ушах, ни бешеная скорость, от которой небоскребы и спидеры размываются в нечеткие линии. Энакин как наяву видел перед собой лицо Палпатина, когда тот сложил оружие – вернее, попросту швырнул меч в окно. Невозмутимо, с таким надменным видом, будто оказывал своим противникам величайшую милость. Слышал негромкие слова, произнесенные без тени злобы и страха: "Ну что же, магистр Винду... мне всегда было любопытно взглянуть на храмовые подземелья". И – отеческая улыбка, обращенная к Энакину: "Я предполагал, что ты поступишь по совести, мальчик мой. Это очень хорошо... обычно после этого приходится учиться поступать по уму".

Энакин пустил спидер в штопор, едва не протаранив грузовик, пролетавший аэротрассой ниже.

Что старик хотел этим сказать? Что задумал? Вид у него был, как у победителя... какого хатта?! Блеф? Или действительно очередная ловушка? Если да, то на кого расставленная? На Республику? На Орден? На одного только Энакина?

Только с моей помощью ты сможешь спасти Падме.

Он до боли стиснул штурвал в руках: "Нет уж, владыка Сидиус. Надеялись поймать на это? Не выйдет".

Его видения были насланными. Мороком старого интригана... и почти ведь не просчитался, сволочь! Хороший был трюк, едва не сработал...

Энакин, помоги мне!

Он дал по тормозам так резко, что ремни безопасности впились в грудь, удерживая от удара о лобовое стекло. Осоловело помотал головой. Грязно выругался на хаттском, припомнив самый смачный лексикон обитателей Татуина.

Снова голос Падме. Снова ее образ перед глазами. Видение нечеткое и гораздо короче чем те, что являются во снах, – но виски точно так же сдавливает боль, а вдоль позвоночника расползается колючий холод.

Выдохнув, Энакин вновь запустил двигатели. Повел спидер медленно, все еще не в силах избавиться от дрожи в руках.

"Это не видение. Просто вспомнилось. Хатт раздери, ну и навязчивая же дрянь!"

Палпатин знал, на что давить. Да только с аргументами просчитался: для того, чтобы спасти Падме, не нужны техники Темной Стороны. Гораздо проще сделать так, чтобы их вовсе не пришлось применять. Нужно удвоить охрану, этот ее курятник служанок наконец делом занять, чтоб глаз с госпожи не спускали...

Энакин кивнул сам себе. Даже вымучил самодовольную улыбку. Все правильно, именно так он и поступит. Прекрасно обойдется и без сомнительной ситхской помощи...

Да вот только улыбка натянутой вышла, и внутренний голос безбожно фальшивил. Сомнения никуда не делись. Как и озноб. Как и тягостное предчувствие катастрофы.

Но к хаттам! Он все обдумает утром. Когда отдохнет хоть немного. После того, как хотя бы на несколько часов выбросит события этого дня из головы.

"Правильно, Энакин. Подожди немного. Утро преподнесет тебе очень богатую пищу для размышлений".

Вздрогнув, Энакин инстинктивно огляделся по сторонам, будто ожидая увидеть Палпатина на пассажирском сидении. Никого, естественно, там не обнаружил. Даже в Силе не ощущалось чужого присутствия... почти не ощущалось. Будто след остался на морском песке, почти размытый приливом. Или даже это – игра воображения?

Энакин выругался сквозь зубы. Если он неспособен отличить навязчивые фантазии от видений, свои мысли от телепатически переданных чужих... это многое говорит о его состоянии.

Или о ситуации в целом?

Он даже не знал, какой вариант хуже.

* * *

Исанн смотрела какой-то ужастик до того, как трансляцию прервал срочный выпуск новостей. Фильм был довольно глупый и девочку не пугал ни капли – мысль, что папа может войти в комнату и обнаружить, что дочь не спит в такое время, была страшнее всех кровожадных призраков вместе взятых.

А вот когда из динамиков планшета зазвучали знакомые звуки заставки "Республиканских новостей", девочка вздрогнула: срочные выпуски обычно ничего хорошего не предвещали. Наверняка сепаратисты опять какую-то планету захватили, или убили кого важного, или еще что-нибудь в этом роде.

"Опять папа злющий будет... так-так-так, а при чем тут... они что сделали?!"

Сглотнув комок в горле, Исанн отмотала запись назад. Пальцы у нее слегка задрожали, так что она даже не сразу попала по нужной кнопке. Нет, наверное, она что-то неправильно поняла. Ну не могли же джедаи на самом деле...

"...В настоящее время представители Ордена джедаев отказываются давать какие-либо комментарии касательно ареста верховного канцлера. По словам магистра Винду, уполномоченного говорить от лица Ордена, официальное заявление будет сделано не позднее семи часов утра по времени Корусканта..."

...арестовать канцлера. Но это же бред, глупость!

Отшвырнув одеяло, Исанн спрыгнула с постели. Нервно прошлась по комнате, обхватив себя руками. Сон, едва не сморивший ее во время просмотра фильма, как рукой сняло: теперь девочка разрывалась между желанием в панике побегать кругами или забиться под одеяло, спрятавшись от страшной новости, будто от воображаемого монстра.

Но и то, и другое ничем бы не помогло. Да и стыдно уже так себя вести, ей одиннадцать! Почти взрослая. Но как же страшно!

Что теперь с ними будет? Папа – друг канцлера, помогал ему во всем... и теперь Палпатина арестовывают. Может быть, Исанн еще не совсем взрослая, но все-таки кое-что понимает: враги канцлера – враги и ее отца. Раз уж они добрались до самого правителя Республики...

Не додумав мысль до конца, девочка помотала головой и зачем-то зажала уши. Глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Она уже не ребенок маленький, должна держать себя в руках! Но разве можно сейчас вот так просто взять и лечь спать, будто ничего не произошло?

Нет, уснуть она точно не сможет.

Первым делом Исанн попыталась принять невозмутимый вид. Так как со стороны себя не видно, решила, что успешно. Немного поколебалась, прежде чем выйти из комнаты, беспокойно постукивая кончиками пальцев по контрольной панели: и что она собралась делать? Будить отца посреди ночи, вообще-то, затея не из лучших... но по такому поводу... он не станет злиться. Точнее, станет, но не на нее. Она ведь не из-за пустяка его беспокоит, а чтобы важную новость рассказать.

Решившись, девочка выскользнула в коридор. То и дело она вздрагивала, прислушиваясь к царящей вокруг тишине: ей все казалось, что с первого этажа раздаются какие-то звуки – не то шагов, не то ударов в дверь. Зайдя в спальню отца и никого там не обнаружив, Исанн на миг похолодела от ужаса: она ведь не видела, чтобы папа возвращался домой, и выпуск новостей не досмотрела – а вдруг там и о других арестах говорилось?!

На третий этаж, в кабинет, она кинулась бегом, начисто позабыв о попытках выглядеть спокойной и рассудительной. На лестнице девочка споткнулась, разодрав до крови коленку, а в коридоре лишь в последний момент разминулась со стеной, не рассчитав расстояние до поворота. В кабинет она влетела с разбегу, даже не подумав постучаться и дождаться разрешения. Мысль, что за такую бесцеремонность можно и по шее получить, пришла несколько запоздало, да и то надолго не задержалась: при виде отца ее тут же заглушили радость и облегчение.

– Папа!

Исанн едва не кинулась отцу на шею, но, запоздало заметив комлинк в его руке, остановилась как вкопанная. Щеки тут же стыдливо заалели: надо же было так сглупить! Вот теперь ей точно влетит.

Арманд удостоил дочь лишь коротким взглядом – да таким, что той вдруг захотелось со всех ног унестись к себе в комнату и для верности запереть дверь. Но, так как прогонять ее вроде не спешили, Исанн тихонько устроилась на диване, сложив руки на коленях и зачем-то оправив ночную сорочку. Нет уж, никуда она не пойдет! Одной страшнее. Да и интересно же, с кем это папа говорит и о чем...

– При личной встрече, Сейт, – отрезал Арманд, жестоко разочаровав уже навострившую уши девочку. – Да, мои люди над этим работают... Пестаж, хатт тебя дери, тебе подробный отчет предоставить?! Позже все обсудим.

Оборвав связь, он швырнул комлинк на стол. Исанн, притихшая и внезапно очень заинтересовавшаяся узором на ковре, судорожно прикидывала степень злости родителя. По всему выходило, что он в бешенстве: обычно именно в таком состоянии у него светлели глаза, из светло-голубых превращаясь в почти белые.

– Ты почему позволяешь себе врываться в мой кабинет без разрешения?!

Исанн нервно сглотнула, чувствуя, что кроме щек теперь горят еще и уши. Усилием воли заставив себя поднять взгляд, она ответила – хотелось, чтоб с достоинством, как взрослая, а получился все равно полупридушенный писк маленькой девочки:

– Пап, я не хотела мешать... я просто очень испугалась. Новости смотрела, вот и...

– Снова в ГолоСети сидела вместо того, чтобы спать?

Девочка угрюмо кивнула: отнекиваться было попросту глупо. Прочистив горло, приготовилась объясняться еще раз: не так сбивчиво и испуганно. Если будет вести себя, как маленькая, папа с ней ни о чем говорить не станет: отчитает и в комнату отошлет, залепив оплеуху для ускорения. Надо показать, что она может что-то понять...

– Пап, я ведь не совсем глупая. Я как узнала, что с канцлером случилось, так поняла: ты теперь тоже в опасности. Вот и захотелось проверить, все ли с тобой нормально... прости, что так не вовремя заявилась.

Те несколько секунд, что отец молчал, не спуская с нее пристального взгляда, Исанн боялась даже вдохнуть: только бы не прогнал! Она же с ума сойдет, если он сейчас не объяснит... что-нибудь! Если не скажет, что все будет хорошо...

Не прогнал: присел рядом и притянул дочь к себе. Исанн даже удивленно пикнуть не успела, как оказалась у отца на коленях. Сказать, что девочку это ошеломило, значит сильно преуменьшить: обычно он ее по голове-то гладил только в знак особого расположения, а уж чтобы обнимал...

– Кажется, я слишком часто позволяю кое-кому присутствовать при взрослых разговорах, – негромко произнес Арманд, поглаживая девочку по щеке. – И недостаточно сильно наказываю за подслушивание.

Исанн несмело и чуть виновато улыбнулась в ответ, крепче прижимаясь к отцу и совсем по-детски повисая у него на шее. На какой-то миг у нее даже получилось поверить, что папа может все, и никто не сумеет причинить ему вреда... но, увы, она действительно слишком часто слышала разговоры, не предназначавшиеся для детских ушей.

– Что ты теперь будешь делать? Ведь джедаи знают, что...

Исанн осеклась: отец мягко приложил палец к ее губам.

– Джедаи, – произнес он, зловеще понизив голос и прищурив глаза – все еще этого страшного, почти белого оттенка, – совершили ошибку. Роковую ошибку. Этой сектой и без того многие сыты по горло – а теперь они в открытую поставили себя выше Республики. Такое безнаказанным не останется. Так что... все будет хорошо, дочка. Веришь?

– Конечно верю, папа.

Исанн беспечно улыбалась – но на самом деле ей по-прежнему было страшно до дрожи. От собственного бессилия хотелось плакать: она ребенок, просто ребенок... но ребенок, который понимает слишком многое. И прекрасно помнит, что в последний раз отец обнимал ее в тот день, когда мама бросила их и пропала без следа.

Тогда он тоже говорил, что все будет хорошо. А она поверила, потому что была маленькой.

"Все-таки быть маленькой иногда хорошо. Жалко, что я почти взрослая".

[Annanaz]

С ареста канцлера не прошло и суток, но произошедшие после него перемены уже чувствовались так же явственно, как резкое похолодание после летнего тепла. По крайней мере, для Исанн это было примерно так. Если раньше девочка твердо верила, что все будет хорошо, – даже пережитый во время сепаратистской бомбардировки ужас поколебал ее уверенность совсем немного и ненадолго, – то теперь страх преследовал ее неотступно. Она даже отвлечься ни на что не могла: казалось, весь Корускант был пропитан тягостным ожиданием катастрофы. В СМИ же творился какой-то нездоровый, лихорадочный ажиотаж – мол, что же будет, чьи же головы полетят?

Весело им – всяким экспертам и прочим любителям почесать языком! А у кого-то вся жизнь на кону стоит. Ах, как здорово это пообсуждать и прогнозы построить!

Девочка закусила губу, чувствуя, что еще немного, и она глупо и очень по-детски расплачется. Или взбесится: она всегда злилась, когда ей было страшно. Уже сейчас ее так и подмывало что-нибудь разбить или сорвать накопившиеся эмоции на надоедливой гувернантке, но Исанн сдерживалась: это было бы еще глупее, чем лить слезы. Поэтому она просто стояла, обхватив себя руками и глядя в окно. Лучше бы, наверное, не глядела: патрули, вышагивающие по широкому проспекту далеко внизу, даже с такого расстояния выглядели зловеще. Не они сами, конечно: девочка догадывалась, что патрульные здесь в том числе для того, чтобы защищать ее... но именно это и было жутко: значит, есть от чего защищать. Значит, точно что-то нехорошее должно случиться.

Зябко передернув плечами, Исанн отошла от окна и с ногами залезла на диван. Собралась было включить голопроектор, но вспомнив, о чем сейчас говорят по всей ГолоСети, отдернула руку от вмонтированного в подлокотник пульта. Ну к хаттам.

Какое-то время она сидела в тишине, сцепив руки в замок и уставившись в одну точку. За окном сгущались сумерки, погружая гостиную в полумрак. А дурацкие мысли в голове все множились и множились... и почему-то назойливее их всех было воспоминание о сегодняшнем дне в школе. О том, как девчонки, еще вчера готовые на все, лишь бы войти в круг ее подружек, шарахались от Исанн, как от прокаженной, и ядовито перешептывались за ее спиной:

" – Недолго ей нос задирать осталось: как ее папашу в тюрьму бросят, так сразу скромнее станет!

– Да кто ее здесь держать будет? В приют отправят, как сиротку. И поделом: а то гонору, как у принцессы!"

Девочка стиснула кулаки, до боли впиваясь ноготками в кожу. Ничего, пусть себе эти дуры, сенаторские дочки, хихикают, сколько влезет – такая смешливость обычно от куриных мозгов бывает. Просто их папаши, разжиревшие на воровстве и взятках, очень хотят верить, что канцлер и его "цепной пес", Арманд Айсард, скоро перестанут мешать им жить на широкую ногу... да только рано они обрадовались! Канцлер еще жив. Ее папа – на свободе, и Исанн бы посмотрела на смельчака, который вздумает его в чем-то обвинить! И армия, и флот верны присяге, они не станут подчиняться каким-то джедаям и их прихвостням из
Сената. Так что все будет хорошо. Не может быть по-другому.

"Мы еще посмотрим, кто будет смеяться, когда канцлер вернется к власти".

Представив себе, как на чрезвычайной сессии верные Палпатину сенаторы в один голос провозглашают его единственным законным правителем Республики, а джедаев – преступниками, девочка чуть приободрилась. Примерно на полминуты – а потом фелинксы заскреблись на душе с удвоенным энтузиазмом.

Если бы все было так здорово, в небе сейчас мирно курсировали бы гражданские спидеры, а не тяжело рассекали воздух бронированные полицейские транспортники.

Чтобы отвлечься от невеселых мыслей, Исанн собралась было заняться какой-нибудь ерундой – скажем, порисовать или поупражняться в игре на фортепиано, – когда услышала звуки шагов. Проходили, похоже, двое человек, причем мужчин – поступь обоих была тяжелой, явно не женской.

"Один – точно папа, больше некому. А вот кто второй?"

Исанн беспокойно заерзала на диване, борясь с искушением выскочить в коридор и пристать к отцу с расспросами. Появление гостей в такое раннее время означало только одно: случилось нечто из ряда вон выходящее, и папе требовалось срочно обсудить это с кем-то из союзников. В последний раз такое было накануне нападения сепаратистов на Корускант...

Усилием воли она заставила себя остаться на месте и затаить дыхание. Что-то однозначно случилось. Что-то опять пошло не так. А это значит, что если Исанн попадется отцу на глаза, то он отправит ее в детскую или классную комнату, под бдительный надзор гувернантки – чтобы дочь не услышала чего лишнего и под ногами не путалась.

Девочку такой вариант не устраивал категорически: она была твердо намерена выяснить, что стряслось на этот раз. Пусть даже это знание добавит ей ночных кошмаров, в которых и так недостатка не было.

Выждав, пока взрослые минуют двери гостиной и отойдут на порядочное расстояние, Исанн на цыпочках выскользнула в коридор.
Первым делом метнулась на первый этаж, в кухню: она давно уже наловчилась подслушивать разговоры, приставляя стакан к стене соседней с отцовским кабинетом комнаты. Обратно к лестнице пробиралась, навострив уши и воровато озираясь по сторонам: большую часть прислуги отец распустил пару недель назад, оставив хозяйство на дроидов, но гувернантку увольнение почему-то не коснулось. У Исанн давно уже зародилось подозрение, что та была как минимум внештатной сотрудницей ССБ – по крайней мере, обо всех провинностях подопечной она докладывала работодателю со скрупулезностью профессиональной стукачки. Не хватало еще попасться ей на глаза в самый неподходящий момент.

Но все прошло благополучно: никем не замеченная (даже дроидов по дороге не встретилось), Исанн добралась до маленькой комнаты отдыха, уже год как служившей ей "постом прослушивания". Здесь было куда удобнее и безопаснее "совать нос не в свои дела", чем стоя под дверью: слышно было лучше, а ловили реже. Вернее, до сих пор не ловили ни разу.

Удобно устроившись на пуфе, она приложила стакан к стене и прижалась ухом к его донышку. Голоса, до этого неразборчивые, сразу стали звучать отчетливей. Несмотря на волнение, от которого сердце бешено колотилось, казалось, где-то в районе горла, девочка улыбнулась: папин кабинет был буквально нашпигован всевозможной аппаратурой против электронной прослушки, а от таких грубых и примитивных методов защиты не имелось.

Выровняв дыхание и сосредоточившись, Исанн обратилась в слух...

* * *

– Не думаю, что у них хватит на это духу, Арманд. Бейл Органа, Мон Мотма, прочие... они могут громко разглагольствовать в Сенате. Могут ловко жонглировать законами, подкупать, шантажировать, баламутить воду еще сотней способов... но планировать вооруженное сопротивление? Не их стиль.

Несмотря на категоричность собственных слов, Сейт Пестаж не выглядел таким уж уверенным. Человек, будучи абсолютно убежденным в своей правоте, смотрит на собеседника чуть свысока и всем своим видом выражает нежелание слушать. Пестаж же явно обдумывал слова собеседника, судя по тому, как было напряжено его лицо и беспокойно постукивали по подлокотнику кресла длинные "паучьи" пальцы.

– Стиль – штука гибкая, меняется в соответствии с ситуацией. Факты же, – Арманд выразительно хлопнул ладонью по инфопланшету, – складываются в довольно неприятную картину. Планетарные вооруженные силы исподтишка приводятся в боевую готовность, Сейт, это я могу тебе точно сказать о Чандрилле, Набу, Родии, Кореллии и еще паре десятков миров. В "спортивных секциях" и "молодежных кружках по интересам" народное ополчение тренируют уже не меньше года...

– Не ты ли говорил, что народ готов за канцлера хоть сейчас пойти на штурм Храма?

– Я говорил, что это касается наиболее стратегически важных миров, включая Корускант, – но не всех. Кое-где настроения прямо противоположные. А Таркину следовало бы пообщаться с некоторыми своими коллегами, прежде чем распинаться о том, как крепко моффы держат в руках свои сектора.

– И ты всерьез полагаешь, что не успеет Палпатин вернуться на трон, как нам придется разбираться с повстанческим движением?

– На трон? – Арманд скептически фыркнул. – Торопишь события. Для того, чтобы взойти на трон, нужно еще собрать государство по частям. А мы до сих пор не решили проблему предыдущих сепаратистов, чтобы разбираться с новыми.

– Не думаю, что наши господа демократы осмелятся поднять свои миры на вооруженную борьбу. Они хорошо понимают, что в условиях военных действий нам простится даже База Дельта Ноль – общественность спишет на борьбу с сепаратистами. Да и воевать с Республикой... что значат планетарные вооруженные силы, наемники и народное ополчение по сравнению с республиканским флотом и ВАР? Смех один.

Пестаж по-прежнему держался уверенно. И все же он нервничал, сомневался: это было заметно по тому, как часто и широко раздувались его ноздри при дыхании, как время от времени застывал его взгляд, фиксируясь на одной точке.

"Хорошо, что сомневается. Значит, видит дальше собственного носа".

– Флот и армия, – с нажимом произнес Арманд, чуть подаваясь вперед, – состоят из живых существ. Существ с собственными приоритетами, интересами и привязанностями. И далеко не все эти существа преданы канцлеру и государству сильнее, чем правительствам своих родных планет. Хаттовы двойное подчинение и двойная лояльность – вечные беды Республики, и чтобы изжить их полностью, нам потребуется не десять и даже не двадцать лет. Если сейчас та же Кореллия торжественно объявит о сецессии, как ты думаешь, за кем последует подавляющее большинство офицеров-коррелианцев?

– Разве твои молодцы получают жалованье не за то, чтобы подобного не случилось?

– За это в том числе. Но ССБ – сдерживающий фактор, а не панацея, ты это прекрасно понимаешь. Полностью исключать возможность бунтов я бы не стал.

Судя по тому, что на сей раз Пестаж смолчал, едва заметно кивнув, он тоже не страдал неуместным оптимизмом на этот счет.
Пусть большая часть флота и армии была преданна канцлеру, но в условиях нынешнего раздрая и нелояльные десять процентов могли доставить немало проблем...

"У нас вообще основная проблема в том, что все хорошо в целом. А как присмотришься, понимаешь: частностей набирается слишком много, и все они препротивнейшим образом дополняют друг друга".

– Кроме того, даже без перебежчиков некоторые миры будет сложно призвать к порядку: вспомни кампании против сепаратистов – легко было взять ту же Кейто-Неймодию, даже имея полный карт-бланш на применение силы и относительную сплоченность наших рядов? И джедаи, которые сейчас десятками самовольно покидают фронт и бегут не к кому-нибудь, а к нашим неблагонадежным друзьям, в этот раз окажутся не на нашей стороне. Если не принять меры вовремя, повстанцы могу превратиться в силу, с которой придется считаться.

– Неорганизованную, разобщенную и уступающую Республике по всем показателям.

– Верно. Но бунт – он как чума, Сейт: вспыхивает непредсказуемо, распространяется быстро, лечится трудно. А мне, признаюсь честно, война до смерти надоела. Хотелось бы, как бы наивно ни звучало, воочию увидеть тот мир и порядок, о котором мы говорим в пропаганде.

Пестаж мотнул головой – проявление эмоций, которое редко можно было заметить за ним:

– Все-таки любишь ты видеть наштаха в садовой ящерке. Даже если и вспыхнут бунты на паре-тройке планет, подавить их будет нетрудно – рычаги у нас есть, и не только военные. Конфедерация могла бы осложнить задачу, но мы оба знаем, что она дышит на ладан: банкроты, которые доживают свои последние дни на жалкие остатки кредитов, выданных разорившимся банковским консорциумом... – он саркастически улыбнулся тонкими бескровными губами. – Я понимаю твое беспокойство, Арманд, но не разделяю. В худшем случае мир и порядок придется отложить на пару лет. С каких пор тебя заботят подобные мелочи?

– С тех же, с каких они заботят Палпатина. Лично я не хотел бы объясняться перед ним, почему за время, что он оставался не у дел, его государство уменьшилось на треть.

Последняя фраза произвела должный эффект: Пестаж переменился в лице и судорожно стиснул пальцы – похоже, в красках представил себе недовольство Палпатина таким исходом.

– Надо полагать, с нашими военачальниками ты уже поделился этими соображениями?

– Только необходимым минимумом. Точно так же, как и с моффами – я дал им ровно столько информации, чтобы они обратили внимание на прямые угрозы. Всего масштаба проблемы некоторым лучше не знать: тут же охоту на ведьм устроят, а то и чего похуже.

Пестаж одобрительно кивнул:

– Верно, бестолковые инициативы нам сейчас ни к чему. Рад, что ты понимаешь это. Что касается твоего предупреждения, то не думай, что я не отнесся к нему всерьез... но в первую очередь нас всех должен волновать исход голосования и сохранность наших голов – остальное может подождать до тех пор, пока Палпатин не вернется к власти.

Вдруг лицо его помрачнело. Откинувшись на спинку кресла, Пестаж сложил пальцы домиком – как часто делал в минуты волнения, чтобы не выдать его другими, более нервными жестами.

– Мне вот что совсем не нравится в этом раскладе, Арманд... если джедаи вместе с их сторонниками из Сената действительно готовят открытый бунт, то жизнь Палпатина находится в большей опасности, чем мы предполагали раньше. Знаю, у пятьсот первого легиона план штурма продуман от и до, но я бы не хотел полагаться во всем на клонов: джедаев нельзя недооценивать, они могут держать оборону дольше, чем мы предполагали...

– Значит, канцлеру может потребоваться защита кого-то постороннего. Кого-то, кто сможет оказаться рядом в тот момент, когда джедаи замыслят убийство.

– Никогда так не радовался этой твоей хитрой ухмылке. Есть кандидатура на примете?

– Полагаю, ты догадываешься.

– Скайуокер уже подвел нас однажды, – Пестаж скривился, будто сама эта фамилия была ему отвратительна. – Возможно, Палпатин и ставил на него, но ставка эта не сыграла.

– Не сыграла один раз, сыграет в другой, – Арманд равнодушно пожал плечами. – Надо уметь давать людям второй шанс, Сейт. Если я хоть что-то понимаю в происходящем, то сейчас парнишка стоит гораздо ближе к верному пути, чем в ту ночь. Нужно только подтолкнуть его еще немного.

Пестаж не мог знать, что на экране планшета, по которому Арманд в задумчивости постукивал пальцем, отображалось дело Падме Амидалы Наберрие – оппозиционерки, заговорщицы... и любимой женщины одного очень далекого от идеала рыцаря-джедая.

"Все-таки есть рациональное зерно в джедайском вероучении: эмоциональные привязанности – самая полезная человеческая слабость после глупости и тщеславия".

* * *

Разговор продолжался так долго, что у Исанн заболело ухо и онемели пальцы руки, в которой она сжимала стакан. Девочка с жадностью ловила каждое слово, не обращая внимания на эти мелкие неудобства: как о них вообще можно думать, когда она, одиннадцатилетний ребенок, оказалась посвящена (пусть без отцовского ведома, но так даже интереснее!) в тайны, о которых не знали даже моффы и генералы?! Азарт и любопытство даже ненадолго заглушили страх перед войной... до тех пор, пока отец не упомянул о своем давнем враге, Роланде Артемиусе. О том, что тот делает все, чтобы помешать сторонникам Палпатина добиться цели. Что, быть может, попытается арестовать отца, Пестажа или Маса Амедду – безо всяких доказательств, просто натравив на них верные войска Департамента юстиции...

Вот тогда у девочки неприятно екнуло сердце и пересохло во рту. В голове крутились, все никак не желая затихать, слова:
"Время игры по правилам закончилось с арестом Палпатина. Для них это столь же очевидно, как и для нас".

В тот момент ей вновь стало страшно. Но не это заставило ее отпрянуть от стены, не дослушав разговор до конца. Не из-за этого она сидела сейчас на диване в другом конце комнаты, прижав колени к груди и до крови кусая губы.

Отец и Пестаж говорили что-то о ее матери. Немного и не очень понятно: отцу явно была неприятна эта тема... но обсуждали они ее пропажу как какое-то преступление, следы которого нужно скрыть.

Но это же ерунда какая-то! Исанн хорошо помнила, что мама ушла сама, а папа просто не стал искать – слишком устал от ее бесконечных истерик и претензий, чтобы пытаться сохранить брак. Но он очень ее любил, несмотря ни на что, и точно не причинил бы ей вреда! Или...

"Нет, – сердито отрезала девочка. – Никаких "или". Просто этот гад, Артемиус, пойдет на все, чтобы бросить папу в тюрьму и сделать при этом вид, что действует по закону".

Мысль, что женщины из богатых семей просто так не исчезают, Исанн со злостью отбросила. Галактика большая, а мама в последнее время вела себя очень странно. Улетела на какой-нибудь Кашиик, к мохнатым вуки, за права которых так переживала, и ищи ее теперь...

Она так увлеклась своими переживаниями, что не услышала шагов за дверью – только вздрогнула от неожиданности и испуга, когда в комнату вошел отец. Уже по тому, каким хмурым и суровым взглядом он смотрел на дочь, застывшую от страха и по-прежнему сжимавшую в руке стакан, было ясно: оправдываться бесполезно.

– Сколько раз, – прогремел Арманд, зловеще нависая над девочкой, – я говорил тебе, чтобы ты не смела подслушивать разговоры?!

– Часто, – прошептала Исанн, вжимаясь в спинку дивана и отчаянно желая просочиться через нее и провалиться сквозь стену.
– Пап, прости меня, пожалуйста...

В этот момент она совершенно позабыла о том, что почти взрослая: в прошлый раз отец грозился выпороть ее до крови за подслушивание и сейчас, судя по всему, намеревался эту угрозу исполнить.

– Ты хоть понимаешь, что может натворить маленькая девочка, которой известны такие вещи? Что ты способна так навредить, как немногие шпионы сумеют?!

– Но я не... ай! – конец фразы оборвался жалобным вскриком: Арманд залепил девочке такую пощечину, что у нее зазвенело в ушах. Едва она смогла поднять голову, как немедленно получила еще и подзатыльник, который чуть не сбросил ее с дивана.

– Умный враг, – прорычал Арманд, схватив дочь за подбородок и рывком запрокинув ей голову, – способен извлечь выгоду из любой информации. Даже из пары слов, случайно сказанных глупой маленькой девочкой. Ты можешь сама не понимать, что сболтнула лишнего – в то время как какой-нибудь Артемиус уже сделает из твоего невинного детского лепета нужные выводы. Ты этого хочешь, когда суешь нос в дела, которые тебя не касаются?

– Я же с ними не разговариваю! И не буду никогда, я не такая глупая!

Исанн всхлипнула, изо всех сил пытаясь сдержать рвущиеся из груди рыдания – со слезами уже не получилось, и они градом катились по раскрасневшимся щекам. Чего она в тот момент испытывала больше – стыда, обиды или страха, – девочка и сама бы не могла сказать.

– Сейчас такое время, дочь, что тебя могут и не спросить.

Тяжело вздохнув, Арманд отпустил ее. Потянулся было к пряжке ремня, но смерив взглядом зареванную, испуганно сжавшуюся дочку, с раздражением махнул рукой.

– Твое счастье, что у меня нет времени как следует наказать тебя. Но ты добилась того, что в твое благоразумие я больше не верю. Теперь ты и шагу без ведома мадам Дереле не сделаешь: возможно, более строгий надзор помешает тебе творить глупости.

Исанн, потирая щеку, хмуро смотрела отцу вслед, пока он не скрылся в коридоре. С каждой секундой стыда за свой проступок девочка испытывала все меньше: его стремительно вытесняли обида и злость. Вместо того, чтобы толком что-то объяснить, ее отлупили и отчитали, как несмышленого ребенка. И будто этого мало, собираются лишить даже той невеликой свободы, что у нее была!

Вскочив на ноги, Исанн бегом кинулась в свою комнату: пусть ей запрещалось бегать по дому, но эмоции ведь надо куда-то деть! Ворвавшись к себе, она с размаху плюхнулась на постель – с которой тут же вскочила, заслышав писк комлинка.
Как оказалось, пришло сообщение от Сейли, ее подруги – одной из немногих настоящих, если не единственной. Она приглашала сходить куда-нибудь в кафе, развеяться после школы.

Исанн задумчиво покрутила комлинк в руках. Та часть ее сознания, которая считала себя взрослой и разумной, была категорически против: сейчас выходить на улицу было небезопасно, а уж тем более в одиночку, не предупредив телохранителя – который наверняка упрется и скажет, что гулять подопечной не положено. Но... это всего лишь поход в кафе с подружкой, что плохого может из этого выйти? К тому же отец вряд ли шутил, говоря, что скоро Исанн и шагу нельзя будет сделать без ведома гувернантки. И что, она должна бездарно растратить последний день свободы, сидя в комнате и мучаясь кошмарами наяву?

Ну уж нет! Раз к ней относятся как к ребенку, почему бы действительно им не побыть?

Сообщение отредактировал Annanaz - 19 Сентябрь 2015, 22:24