Правильное решение, Энакин не переходит на сторону Палпатина в 3 эпизоде. Опции

[Cirkon]

В том то и дело, что он по-моем ничего особо не реорганизовывал. Там где чуть что-то застопоривалось, он банально устранял препятствие "простыми" методами. Ему Империя вообще нужна была только постольку-поскольку. Не надо думать, что Альянс вырос только на самолюбии его лидеров. База у Альянса складывалась именно из недовольных Империей, и она оказалась такой сильной, что победить Альянс Император так и не смог. И все почему-то забывают про гибель Альдераана. Царь по определению не может быть хорошим, если у него бояре плохие. А Таркин - его ставленник. Я вообще считаю, что после Альдераана он еще долго продержался. Но это была уже агония.


Хм.. Я понимаю, что в споре истина не рождается. И у каждого ЗВ свои и они уже давно и сильно отошли от канона.

[Annanaz]

Хм.. Я понимаю, что в споре истина не рождается. И у каждого ЗВ свои и они уже давно и сильно отошли от канона.

Вот именно: хотя и в этом сообщении я бы поспорила с каждым пунктом, но смысла в том не вижу - все равно каждый при своем мнении останется) Я думаю, что канон слишком схематичен, чтобы следовать ему, будто какому-то религиозному догмату. В каждом фике видение и вселенной, и персонажей свое.

Сообщение отредактировал Annanaz - 5 Сентябрь 2015, 12:57

[Annanaz]

С ареста канцлера не прошло и суток, но произошедшие после него перемены уже чувствовались так же явственно, как резкое похолодание после летнего тепла. По крайней мере, для Исанн это было примерно так. Если раньше девочка твердо верила, что все будет хорошо, – даже пережитый во время сепаратистской бомбардировки ужас поколебал ее уверенность совсем немного и ненадолго, – то теперь страх преследовал ее неотступно. Она даже отвлечься ни на что не могла: казалось, весь Корускант был пропитан тягостным ожиданием катастрофы. В СМИ же творился какой-то нездоровый, лихорадочный ажиотаж – мол, что же будет, чьи же головы полетят?

Весело им – всяким экспертам и прочим любителям почесать языком! А у кого-то вся жизнь на кону стоит. Ах, как здорово это пообсуждать и прогнозы построить!

Девочка закусила губу, чувствуя, что еще немного, и она глупо и очень по-детски расплачется. Или взбесится: она всегда злилась, когда ей было страшно. Уже сейчас ее так и подмывало что-нибудь разбить или сорвать накопившиеся эмоции на надоедливой гувернантке, но Исанн сдерживалась: это было бы еще глупее, чем лить слезы. Поэтому она просто стояла, обхватив себя руками и глядя в окно. Лучше бы, наверное, не глядела: патрули, вышагивающие по широкому проспекту далеко внизу, даже с такого расстояния выглядели зловеще. Не они сами, конечно: девочка догадывалась, что патрульные здесь в том числе для того, чтобы защищать ее... но именно это и было жутко: значит, есть от чего защищать. Значит, точно что-то нехорошее должно случиться.

Зябко передернув плечами, Исанн отошла от окна и с ногами залезла на диван. Собралась было включить голопроектор, но вспомнив, о чем сейчас говорят по всей ГолоСети, отдернула руку от вмонтированного в подлокотник пульта. Ну к хаттам.

Какое-то время она сидела в тишине, сцепив руки в замок и уставившись в одну точку. За окном сгущались сумерки, погружая гостиную в полумрак. А дурацкие мысли в голове все множились и множились... и почему-то назойливее их всех было воспоминание о сегодняшнем дне в школе. О том, как девчонки, еще вчера готовые на все, лишь бы войти в круг ее подружек, шарахались от Исанн, как от прокаженной, и ядовито перешептывались за ее спиной:

" – Недолго ей нос задирать осталось: как ее папашу в тюрьму бросят, так сразу скромнее станет!

– Да кто ее здесь держать будет? В приют отправят, как сиротку. И поделом: а то гонору, как у принцессы!"

Девочка стиснула кулаки, до боли впиваясь ноготками в кожу. Ничего, пусть себе эти дуры, сенаторские дочки, хихикают, сколько влезет – такая смешливость обычно от куриных мозгов бывает. Просто их папаши, разжиревшие на воровстве и взятках, очень хотят верить, что канцлер и его "цепной пес", Арманд Айсард, скоро перестанут мешать им жить на широкую ногу... да только рано они обрадовались! Канцлер еще жив. Ее папа – на свободе, и Исанн бы посмотрела на смельчака, который вздумает его в чем-то обвинить! И армия, и флот верны присяге, они не станут подчиняться каким-то джедаям и их прихвостням из
Сената. Так что все будет хорошо. Не может быть по-другому.

"Мы еще посмотрим, кто будет смеяться, когда канцлер вернется к власти".

Представив себе, как на чрезвычайной сессии верные Палпатину сенаторы в один голос провозглашают его единственным законным правителем Республики, а джедаев – преступниками, девочка чуть приободрилась. Примерно на полминуты – а потом фелинксы заскреблись на душе с удвоенным энтузиазмом.

Если бы все было так здорово, в небе сейчас мирно курсировали бы гражданские спидеры, а не тяжело рассекали воздух бронированные полицейские транспортники.

Чтобы отвлечься от невеселых мыслей, Исанн собралась было заняться какой-нибудь ерундой – скажем, порисовать или поупражняться в игре на фортепиано, – когда услышала звуки шагов. Проходили, похоже, двое человек, причем мужчин – поступь обоих была тяжелой, явно не женской.

"Один – точно папа, больше некому. А вот кто второй?"

Исанн беспокойно заерзала на диване, борясь с искушением выскочить в коридор и пристать к отцу с расспросами. Появление гостей в такое раннее время означало только одно: случилось нечто из ряда вон выходящее, и папе требовалось срочно обсудить это с кем-то из союзников. В последний раз такое было накануне нападения сепаратистов на Корускант...

Усилием воли она заставила себя остаться на месте и затаить дыхание. Что-то однозначно случилось. Что-то опять пошло не так. А это значит, что если Исанн попадется отцу на глаза, то он отправит ее в детскую или классную комнату, под бдительный надзор гувернантки – чтобы дочь не услышала чего лишнего и под ногами не путалась.

Девочку такой вариант не устраивал категорически: она была твердо намерена выяснить, что стряслось на этот раз. Пусть даже это знание добавит ей ночных кошмаров, в которых и так недостатка не было.

Выждав, пока взрослые минуют двери гостиной и отойдут на порядочное расстояние, Исанн на цыпочках выскользнула в коридор.
Первым делом метнулась на первый этаж, в кухню: она давно уже наловчилась подслушивать разговоры, приставляя стакан к стене соседней с отцовским кабинетом комнаты. Обратно к лестнице пробиралась, навострив уши и воровато озираясь по сторонам: большую часть прислуги отец распустил пару недель назад, оставив хозяйство на дроидов, но гувернантку увольнение почему-то не коснулось. У Исанн давно уже зародилось подозрение, что та была как минимум внештатной сотрудницей ССБ – по крайней мере, обо всех провинностях подопечной она докладывала работодателю со скрупулезностью профессиональной стукачки. Не хватало еще попасться ей на глаза в самый неподходящий момент.

Но все прошло благополучно: никем не замеченная (даже дроидов по дороге не встретилось), Исанн добралась до маленькой комнаты отдыха, уже год как служившей ей "постом прослушивания". Здесь было куда удобнее и безопаснее "совать нос не в свои дела", чем стоя под дверью: слышно было лучше, а ловили реже. Вернее, до сих пор не ловили ни разу.

Удобно устроившись на пуфе, она приложила стакан к стене и прижалась ухом к его донышку. Голоса, до этого неразборчивые, сразу стали звучать отчетливей. Несмотря на волнение, от которого сердце бешено колотилось, казалось, где-то в районе горла, девочка улыбнулась: папин кабинет был буквально нашпигован всевозможной аппаратурой против электронной прослушки, а от таких грубых и примитивных методов защиты не имелось.

Выровняв дыхание и сосредоточившись, Исанн обратилась в слух...

* * *

– Не думаю, что у них хватит на это духу, Арманд. Бейл Органа, Мон Мотма, прочие... они могут громко разглагольствовать в Сенате. Могут ловко жонглировать законами, подкупать, шантажировать, баламутить воду еще сотней способов... но планировать вооруженное сопротивление? Не их стиль.

Несмотря на категоричность собственных слов, Сейт Пестаж не выглядел таким уж уверенным. Человек, будучи абсолютно убежденным в своей правоте, смотрит на собеседника чуть свысока и всем своим видом выражает нежелание слушать. Пестаж же явно обдумывал слова собеседника, судя по тому, как было напряжено его лицо и беспокойно постукивали по подлокотнику кресла длинные "паучьи" пальцы.

– Стиль – штука гибкая, меняется в соответствии с ситуацией. Факты же, – Арманд выразительно хлопнул ладонью по инфопланшету, – складываются в довольно неприятную картину. Планетарные вооруженные силы исподтишка приводятся в боевую готовность, Сейт, это я могу тебе точно сказать о Чандрилле, Набу, Родии, Кореллии и еще паре десятков миров. В "спортивных секциях" и "молодежных кружках по интересам" народное ополчение тренируют уже не меньше года...

– Не ты ли говорил, что народ готов за канцлера хоть сейчас пойти на штурм Храма?

– Я говорил, что это касается наиболее стратегически важных миров, включая Корускант, – но не всех. Кое-где настроения прямо противоположные. А Таркину следовало бы пообщаться с некоторыми своими коллегами, прежде чем распинаться о том, как крепко моффы держат в руках свои сектора.

– И ты всерьез полагаешь, что не успеет Палпатин вернуться на трон, как нам придется разбираться с повстанческим движением?

– На трон? – Арманд скептически фыркнул. – Торопишь события. Для того, чтобы взойти на трон, нужно еще собрать государство по частям. А мы до сих пор не решили проблему предыдущих сепаратистов, чтобы разбираться с новыми.

– Не думаю, что наши господа демократы осмелятся поднять свои миры на вооруженную борьбу. Они хорошо понимают, что в условиях военных действий нам простится даже База Дельта Ноль – общественность спишет на борьбу с сепаратистами. Да и воевать с Республикой... что значат планетарные вооруженные силы, наемники и народное ополчение по сравнению с республиканским флотом и ВАР? Смех один.

Пестаж по-прежнему держался уверенно. И все же он нервничал, сомневался: это было заметно по тому, как часто и широко раздувались его ноздри при дыхании, как время от времени застывал его взгляд, фиксируясь на одной точке.

"Хорошо, что сомневается. Значит, видит дальше собственного носа".

– Флот и армия, – с нажимом произнес Арманд, чуть подаваясь вперед, – состоят из живых существ. Существ с собственными приоритетами, интересами и привязанностями. И далеко не все эти существа преданы канцлеру и государству сильнее, чем правительствам своих родных планет. Хаттовы двойное подчинение и двойная лояльность – вечные беды Республики, и чтобы изжить их полностью, нам потребуется не десять и даже не двадцать лет. Если сейчас та же Кореллия торжественно объявит о сецессии, как ты думаешь, за кем последует подавляющее большинство офицеров-коррелианцев?

– Разве твои молодцы получают жалованье не за то, чтобы подобного не случилось?

– За это в том числе. Но ССБ – сдерживающий фактор, а не панацея, ты это прекрасно понимаешь. Полностью исключать возможность бунтов я бы не стал.

Судя по тому, что на сей раз Пестаж смолчал, едва заметно кивнув, он тоже не страдал неуместным оптимизмом на этот счет.
Пусть большая часть флота и армии была преданна канцлеру, но в условиях нынешнего раздрая и нелояльные десять процентов могли доставить немало проблем...

"У нас вообще основная проблема в том, что все хорошо в целом. А как присмотришься, понимаешь: частностей набирается слишком много, и все они препротивнейшим образом дополняют друг друга".

– Кроме того, даже без перебежчиков некоторые миры будет сложно призвать к порядку: вспомни кампании против сепаратистов – легко было взять ту же Кейто-Неймодию, даже имея полный карт-бланш на применение силы и относительную сплоченность наших рядов? И джедаи, которые сейчас десятками самовольно покидают фронт и бегут не к кому-нибудь, а к нашим неблагонадежным друзьям, в этот раз окажутся не на нашей стороне. Если не принять меры вовремя, повстанцы могу превратиться в силу, с которой придется считаться.

– Неорганизованную, разобщенную и уступающую Республике по всем показателям.

– Верно. Но бунт – он как чума, Сейт: вспыхивает непредсказуемо, распространяется быстро, лечится трудно. А мне, признаюсь честно, война до смерти надоела. Хотелось бы, как бы наивно ни звучало, воочию увидеть тот мир и порядок, о котором мы говорим в пропаганде.

Пестаж мотнул головой – проявление эмоций, которое редко можно было заметить за ним:

– Все-таки любишь ты видеть наштаха в садовой ящерке. Даже если и вспыхнут бунты на паре-тройке планет, подавить их будет нетрудно – рычаги у нас есть, и не только военные. Конфедерация могла бы осложнить задачу, но мы оба знаем, что она дышит на ладан: банкроты, которые доживают свои последние дни на жалкие остатки кредитов, выданных разорившимся банковским консорциумом... – он саркастически улыбнулся тонкими бескровными губами. – Я понимаю твое беспокойство, Арманд, но не разделяю. В худшем случае мир и порядок придется отложить на пару лет. С каких пор тебя заботят подобные мелочи?

– С тех же, с каких они заботят Палпатина. Лично я не хотел бы объясняться перед ним, почему за время, что он оставался не у дел, его государство уменьшилось на треть.

Последняя фраза произвела должный эффект: Пестаж переменился в лице и судорожно стиснул пальцы – похоже, в красках представил себе недовольство Палпатина таким исходом.

– Надо полагать, с нашими военачальниками ты уже поделился этими соображениями?

– Только необходимым минимумом. Точно так же, как и с моффами – я дал им ровно столько информации, чтобы они обратили внимание на прямые угрозы. Всего масштаба проблемы некоторым лучше не знать: тут же охоту на ведьм устроят, а то и чего похуже.

Пестаж одобрительно кивнул:

– Верно, бестолковые инициативы нам сейчас ни к чему. Рад, что ты понимаешь это. Что касается твоего предупреждения, то не думай, что я не отнесся к нему всерьез... но в первую очередь нас всех должен волновать исход голосования и сохранность наших голов – остальное может подождать до тех пор, пока Палпатин не вернется к власти.

Вдруг лицо его помрачнело. Откинувшись на спинку кресла, Пестаж сложил пальцы домиком – как часто делал в минуты волнения, чтобы не выдать его другими, более нервными жестами.

– Мне вот что совсем не нравится в этом раскладе, Арманд... если джедаи вместе с их сторонниками из Сената действительно готовят открытый бунт, то жизнь Палпатина находится в большей опасности, чем мы предполагали раньше. Знаю, у пятьсот первого легиона план штурма продуман от и до, но я бы не хотел полагаться во всем на клонов: джедаев нельзя недооценивать, они могут держать оборону дольше, чем мы предполагали...

– Значит, канцлеру может потребоваться защита кого-то постороннего. Кого-то, кто сможет оказаться рядом в тот момент, когда джедаи замыслят убийство.

– Никогда так не радовался этой твоей хитрой ухмылке. Есть кандидатура на примете?

– Полагаю, ты догадываешься.

– Скайуокер уже подвел нас однажды, – Пестаж скривился, будто сама эта фамилия была ему отвратительна. – Возможно, Палпатин и ставил на него, но ставка эта не сыграла.

– Не сыграла один раз, сыграет в другой, – Арманд равнодушно пожал плечами. – Надо уметь давать людям второй шанс, Сейт. Если я хоть что-то понимаю в происходящем, то сейчас парнишка стоит гораздо ближе к верному пути, чем в ту ночь. Нужно только подтолкнуть его еще немного.

Пестаж не мог знать, что на экране планшета, по которому Арманд в задумчивости постукивал пальцем, отображалось дело Падме Амидалы Наберрие – оппозиционерки, заговорщицы... и любимой женщины одного очень далекого от идеала рыцаря-джедая.

"Все-таки есть рациональное зерно в джедайском вероучении: эмоциональные привязанности – самая полезная человеческая слабость после глупости и тщеславия".

* * *

Разговор продолжался так долго, что у Исанн заболело ухо и онемели пальцы руки, в которой она сжимала стакан. Девочка с жадностью ловила каждое слово, не обращая внимания на эти мелкие неудобства: как о них вообще можно думать, когда она, одиннадцатилетний ребенок, оказалась посвящена (пусть без отцовского ведома, но так даже интереснее!) в тайны, о которых не знали даже моффы и генералы?! Азарт и любопытство даже ненадолго заглушили страх перед войной... до тех пор, пока отец не упомянул о своем давнем враге, Роланде Артемиусе. О том, что тот делает все, чтобы помешать сторонникам Палпатина добиться цели. Что, быть может, попытается арестовать отца, Пестажа или Маса Амедду – безо всяких доказательств, просто натравив на них верные войска Департамента юстиции...

Вот тогда у девочки неприятно екнуло сердце и пересохло во рту. В голове крутились, все никак не желая затихать, слова:
"Время игры по правилам закончилось с арестом Палпатина. Для них это столь же очевидно, как и для нас".

В тот момент ей вновь стало страшно. Но не это заставило ее отпрянуть от стены, не дослушав разговор до конца. Не из-за этого она сидела сейчас на диване в другом конце комнаты, прижав колени к груди и до крови кусая губы.

Отец и Пестаж говорили что-то о ее матери. Немного и не очень понятно: отцу явно была неприятна эта тема... но обсуждали они ее пропажу как какое-то преступление, следы которого нужно скрыть.

Но это же ерунда какая-то! Исанн хорошо помнила, что мама ушла сама, а папа просто не стал искать – слишком устал от ее бесконечных истерик и претензий, чтобы пытаться сохранить брак. Но он очень ее любил, несмотря ни на что, и точно не причинил бы ей вреда! Или...

"Нет, – сердито отрезала девочка. – Никаких "или". Просто этот гад, Артемиус, пойдет на все, чтобы бросить папу в тюрьму и сделать при этом вид, что действует по закону".

Мысль, что женщины из богатых семей просто так не исчезают, Исанн со злостью отбросила. Галактика большая, а мама в последнее время вела себя очень странно. Улетела на какой-нибудь Кашиик, к мохнатым вуки, за права которых так переживала, и ищи ее теперь...

Она так увлеклась своими переживаниями, что не услышала шагов за дверью – только вздрогнула от неожиданности и испуга, когда в комнату вошел отец. Уже по тому, каким хмурым и суровым взглядом он смотрел на дочь, застывшую от страха и по-прежнему сжимавшую в руке стакан, было ясно: оправдываться бесполезно.

– Сколько раз, – прогремел Арманд, зловеще нависая над девочкой, – я говорил тебе, чтобы ты не смела подслушивать разговоры?!

– Часто, – прошептала Исанн, вжимаясь в спинку дивана и отчаянно желая просочиться через нее и провалиться сквозь стену.
– Пап, прости меня, пожалуйста...

В этот момент она совершенно позабыла о том, что почти взрослая: в прошлый раз отец грозился выпороть ее до крови за подслушивание и сейчас, судя по всему, намеревался эту угрозу исполнить.

– Ты хоть понимаешь, что может натворить маленькая девочка, которой известны такие вещи? Что ты способна так навредить, как немногие шпионы сумеют?!

– Но я не... ай! – конец фразы оборвался жалобным вскриком: Арманд залепил девочке такую пощечину, что у нее зазвенело в ушах. Едва она смогла поднять голову, как немедленно получила еще и подзатыльник, который чуть не сбросил ее с дивана.

– Умный враг, – прорычал Арманд, схватив дочь за подбородок и рывком запрокинув ей голову, – способен извлечь выгоду из любой информации. Даже из пары слов, случайно сказанных глупой маленькой девочкой. Ты можешь сама не понимать, что сболтнула лишнего – в то время как какой-нибудь Артемиус уже сделает из твоего невинного детского лепета нужные выводы. Ты этого хочешь, когда суешь нос в дела, которые тебя не касаются?

– Я же с ними не разговариваю! И не буду никогда, я не такая глупая!

Исанн всхлипнула, изо всех сил пытаясь сдержать рвущиеся из груди рыдания – со слезами уже не получилось, и они градом катились по раскрасневшимся щекам. Чего она в тот момент испытывала больше – стыда, обиды или страха, – девочка и сама бы не могла сказать.

– Сейчас такое время, дочь, что тебя могут и не спросить.

Тяжело вздохнув, Арманд отпустил ее. Потянулся было к пряжке ремня, но смерив взглядом зареванную, испуганно сжавшуюся дочку, с раздражением махнул рукой.

– Твое счастье, что у меня нет времени как следует наказать тебя. Но ты добилась того, что в твое благоразумие я больше не верю. Теперь ты и шагу без ведома мадам Дереле не сделаешь: возможно, более строгий надзор помешает тебе творить глупости.

Исанн, потирая щеку, хмуро смотрела отцу вслед, пока он не скрылся в коридоре. С каждой секундой стыда за свой проступок девочка испытывала все меньше: его стремительно вытесняли обида и злость. Вместо того, чтобы толком что-то объяснить, ее отлупили и отчитали, как несмышленого ребенка. И будто этого мало, собираются лишить даже той невеликой свободы, что у нее была!

Вскочив на ноги, Исанн бегом кинулась в свою комнату: пусть ей запрещалось бегать по дому, но эмоции ведь надо куда-то деть! Ворвавшись к себе, она с размаху плюхнулась на постель – с которой тут же вскочила, заслышав писк комлинка.
Как оказалось, пришло сообщение от Сейли, ее подруги – одной из немногих настоящих, если не единственной. Она приглашала сходить куда-нибудь в кафе, развеяться после школы.

Исанн задумчиво покрутила комлинк в руках. Та часть ее сознания, которая считала себя взрослой и разумной, была категорически против: сейчас выходить на улицу было небезопасно, а уж тем более в одиночку, не предупредив телохранителя – который наверняка упрется и скажет, что гулять подопечной не положено. Но... это всего лишь поход в кафе с подружкой, что плохого может из этого выйти? К тому же отец вряд ли шутил, говоря, что скоро Исанн и шагу нельзя будет сделать без ведома гувернантки. И что, она должна бездарно растратить последний день свободы, сидя в комнате и мучаясь кошмарами наяву?

Ну уж нет! Раз к ней относятся как к ребенку, почему бы действительно им не побыть?

Сообщение отредактировал Annanaz - 19 Сентябрь 2015, 22:24

[Cirkon]

Интересно, почему Айсард так уверен, что Энакин примет "правильное" с его точки зрения решение?

И какой ответный ход сделают джедаи? Ведь это фф, а значит можно отступать от канона.

[Annanaz]

Интересно, почему Айсард так уверен, что Энакин примет "правильное" с его точки зрения решение?

Он этому намерен поспособствовать)

И какой ответный ход сделают джедаи? Ведь это фф, а значит можно отступать от канона.

Про джедаев - следующей главой) Но действуют они согласованно с республиканцами. Отступления от канона будут, и значительные: концовка фанфа продумана, теперь к ней надо только подвести.

Сообщение отредактировал Annanaz - 19 Сентябрь 2015, 22:26

[Annanaz]

Такого оживления Храм не видел с начала войны. В коридорах, прежде тихих и пустынных, теперь не смолкали звуки шагов и голоса. Переговаривались обычно рублеными, короткими фразами – время степенных бесед ушло, и неизвестно, когда еще вернется. То и дело раздавался топот множества детских ног: проходили нестройными рядами группы юнлингов. На одну из таких Энакин наткнулся и сейчас. Малышня испуганно жалась друг к другу, озираясь вокруг с видом ведомых на убой овечек; те, что постарше, производили еще более тягостное впечатление: сосредоточенные и серьезные, они походили на переодетых в солдат детишек, которых вместо веселой игры вели на настоящий фронт.

Возможно, это было недалеко от истины.

Энакин посторонился, давая детям пройти. Поймав на себе заинтересованные, полные восторга взгляды ребятни, улыбнулся – получилось, правда, криво и мрачновато. На улыбку посветлее и поискреннее он сейчас не был способен.

Сухопарая, неопределенного возраста воспитательница повела юнлингов дальше – не приходилось сомневаться, что к ангарам. Орден, наплевав на всякую секретность, в открытую вывозил с Корусканта все, что только можно было вывезти: в первую очередь, разумеется, самих джедаев (особенно малышню и других небоеспособных), но не забывал и про артефакты, архивы, тонны других, самых разнообразных, грузов... за день через ангары Храма прошло больше судов, чем через космопорт Мос-Эспа – за месяц.

Впрочем, оставлять Корускант джедаи пока не собирались.

На ходу Энакин машинально кивнул в знак приветствия двум рыцарям, вполголоса переговаривавшимся у окна. Он едва ли знал их – встречался, возможно, пару раз в коридорах Храма, не запоминая ни лиц, ни имен, – но мог сказать наверняка, что эти двое только что явились с фронта. Как и многие другие рыцари и магистры, были отозваны в столицу, ничего не зная о последних событиях и недоумевая, что же могло оказаться важнее борьбы с сепаратистами. Даже не подозревая, что, возможно, будут вынуждены в скором времени защищать Храм от вчерашних союзников.

"Как там говорил Оби-Ван? Надеемся на лучшее, но готовимся к худшему?"

Энакин уже и не знал, как здесь можно на что-то надеяться. Может быть, ему и впрямь не следовало заходить к Сидиусу. Может быть, старый мерзавец каким-то хитрым образом влияет на его разум, заставляя верить в неизбежность поражения... но факты, хатт их возьми, факты! Не в пользу Ордена они складывались. И не в пользу Падме, которая в первых рядах будет выступать за то, чтобы Сидиуса оставили за решеткой.

Слишком уж много было желающих вытащить его оттуда.

Ноги будто сами собой принесли Энакина к одному из внутренних дворов. Пара деревьев, аккуратно постриженный газон, белые каменные дорожки, невысокие скамейки из светлого дерева... едва уловимый запах гари в воздухе.

Искаженные злобой лица, казалось, не принадлежали разумным существам. Разуму не было места в обезумевшей толпе, как не было в ней места и отдельным личностям – здесь каждый являлся лишь частичкой монолитной чудовищной силы, готовой стереть в порошок, смять, уничтожить... кого – уже не столь важно. Первый выстрел, первое ножевое ранение – а может быть, и банальный удар кулаком в лицо, уже и не узнать, – и была перейдена та грань, за которой еще существовали здравый смысл, какие-то объяснения и причины. Теперь толпа просто жаждала крови и шла вперед, подбадривая себя звериным ревом. Кто-то падал, не сумев удержать равновесие; кто-то задыхался, зажатый между чужими спинами и плечами, но остальные продолжали свое неумолимое движение.

Воздух всколыхнулся, лица тех, кто стоял в первых рядах, обожгло жаром: где-то разорвалась бутылка с самодельной горючей смесью. Послышались звуки выстрелов – редкие, но доносившиеся словно бы со всех сторон: в царящей суматохе невозможно было определить их направление. Оглушающе взвыл сигнал тревоги; что-то басовито и угрожающе прогрохотал громкоговоритель. И тут же со стороны Храма в толпу ударили мощные струи воды, буквально сметая протестующих; часть площади заволокло клубами слезоточивого газа...

Видение еще не успело растаять перед глазами, а Энакин уже со всех ног мчался к главному входу Храма, крепко сжимая ладонь на рукояти светового меча. Он даже не задумывался, что собирается предпринять: просто чувствовал, что должен быть там, что не может оставаться в стороне. Кровь бешено стучала в ушах; пьянящее предчувствие боя ненадолго вытеснило из головы дурные мысли...

...Вот только когда Энакин добрался до места, все уже было кончено. В огромном вестибюле толпились рыцари и магистры, угрюмо переговариваясь между собой. Многие до сих пор сжимали в руках световые мечи, но по обрывкам разговоров, что уловил Энакин, было ясно: буря миновала, едва начавшись. Вернее, затихла до поры. Какой-то падаван – мальчишка лет шестнадцати, растрепанный и запыхавшийся от бега – вообще не успел понять, что произошло, и теперь засыпал вопросами своего наставника, по-детски дергая того за рукав.

С некоторым трудом пробравшись через толпу к воротам, Энакин хмуро кивнул магистру Цину Драллигу:

– Кажется, я что-то пропустил?

Мастер клинка едва удостоил Энакина поворотом головы. По его виду можно было предположить, будто не произошло ничего серьезнее потасовки между падаванами – разве что недовольные складки в уголках рта обозначились резче обычного.

– Попытку вымазать джедаев в невинной крови. Успешную, надо полагать.

– Были жертвы?

– Не так много, как могло бы быть. Но больше, чем хотелось бы.

Драллиг замолчал, явно полагая, что дал исчерпывающий ответ. Снова впился взглядом в огромные двери. Впечатление было такое, будто их надежность магистр оценивал весьма критически. Не исключено, что часть его неодобрения была направлена и на Энакина, зашагавшего к выходу, едва дослушав ответ до конца.

С террасы открывался великолепный вид на заполоненную демонстрантами площадь. В ходе столкновения полиция оттеснила толпу от подножия Храма, и теперь между кордоном и протестующими протянулась эдакая "нейтральная полоса" – пустующий участок мостовой, с которого сейчас спешно уводила (и уносила) раненых прибывшая с удивительной расторопностью врачебная бригада. Вокруг с энтузиазмом стервятников, почуявших падаль, вились съемочные группы всевозможных каналов ГолоСети. Ветер доносил резкие запахи дыма, горящего топлива и слезоточивого газа; слышался низкий гул множества голосов – казалось, кто-то ненароком разворошил улей крупных и крайне агрессивных насекомых.

В целом, все соответствовало видению. Разве что масштабы оказались куда меньше: Энакин видел бойню, на которую эта стычка не походила ни продолжительностью, ни последствиями.
Значило ли это, что его видения неточны? Искажены его собственными страхами, как говорил Палпатин?

"Или будет еще одно столкновение, помасштабнее. А оно наверняка будет, если не разогнать отсюда эту толпу. Да и разгон ее тем же закончится..."

Тяжелый вздох вырвался из груди хриплым клекотом; костяшки пальцев, все еще сжимавших рукоять светового меча, побелели.

"Падме нечего делать на этой планете", – подумал он, чувствуя решимость хоть взять жену в охапку и, забросив на ее любимый "Нубиан", отправить на Набу на автопилоте. Пропади они пропадом, планы Делегации, с ее членами вместе! Падме из этой трясины нужно вытаскивать как можно скорее.

"А что дальше? Оставшись с Орденом, поставить крест на спокойной жизни, о которой так мечтал? Позволить жене и ребенку жить в раздираемой гражданской войной галактике? Не лучше ли тогда сразу забыть о них, посвятив себя погибающему Ордену? Пора определиться, чего ты хочешь, Скайуокер. Пока еще не поздно".

Энакин до хруста стиснул зубы.

"Шли бы вы к хаттам, лорд Сидиус", – прошипел он мысленно и сам едва не расхохотался – желчно, полубезумно: да с чего он вообще взял, что Сидиус способен телепатически общаться с ним? Как удобно: каждую подлую, предательскую мыслишку приписывать ситху!

Или же – каждую рациональную мысль?

Ведь это правда. И правдой быть не перестанет, как бы мерзко ни было это признавать, как бы ни хотелось поверить в иной исход.

"Позже. Сначала – Падме. Ее безопасность прежде всего. Галактика, Орден, я сам... все это подождет".

– Энакин?

Он обернулся на голос. Надо же: и не заметил, как подошел Оби-Ван. Наверное, подкрадись к нему враг – обратил бы внимание, только получив очередь в спину.

– Наслаждаетесь видом, учитель? – осведомился Энакин, растянув губы в кривом подобии улыбки. Похоже, этот оскал постепенно становился его привычным выражением лица.

– Даже на окончание шоу успел. Отвратительное зрелище. В чем-то даже хуже, чем на фронте.

Оби-Ван, сдвинув брови, посмотрел вниз – на полицейский кордон, врачей, журналистов и злобно гудящую толпу. На его лбу залегла глубокая складка – как заметил Энакин, с недавних пор вовсе переставшая разглаживаться.

– Считаешь, Корускант долго еще будет чем-то от него отличаться?

Кеноби долго молчал – опустил голову и стиснул челюсть так, что на лице четко обозначились желваки. Когда Энакин уже решил, что бывший учитель принял его вопрос за риторический, тот наконец ответил – сипло, будто выдавливая из себя слова:

– У Совета есть... опасения. Сам видишь: готовимся кто к эвакуации, кто к осаде.

Снова повисло молчание. Некоторое время паузу заполнял лишь шум раскинувшегося внизу палаточного городка. Медицинский транспортник с гулом поднялся в воздух, забирая с собой пострадавших в стычке, следом потянулась пара журналистских спидеров. Большинство же осталось: собирать сенсации с протестующих и полицейских, чтобы потом подать в репортаже под кровавым, особо пикантным соусом.

– Даже не будешь меня ни о чем спрашивать?

– А зачем? Все равно не ответишь.

– А почему бы и не ответить? Я давно не держу тебя за ребенка, Энакин. Не хуже меня ведь понимаешь: даже если Сенат проголосует в нашу пользу, Палпатиновская хунта от власти так просто не откажется. Здесь расклад – или мы, или они. И все это хорошо понимают. Совет в том числе.

– Надеюсь, Совет понимает, что в одиночку мы много не навоюем?

– Конечно. Но дальше – не спрашивай. Сказать ничего конкретного не имею права.

Энакин понимающе хмыкнул, тщетно гоня прочь поселившийся в груди мерзостный холодок. Будто нужен ему был этот ответ – и так все ясно. Что понимает Совет, то понимает и Делегация. Вопрос только в том, кто уже согласился от лица своей планеты пообещать джедаям полную поддержку...

"Эх, Падме, Падме... во что же ты влезла?"

– Энакин?

– Да?

Подняв голову, он встретился взглядом с Оби-Ваном. Понимающий у него был взгляд, проникновенный. Как у человека, разделяющего с собеседником одну тайну на двоих.

– С Падме все будет в порядке. Я обещаю.

"Вот как? И что же ты можешь гарантировать ей, друг, когда в собственном будущем уверен быть не можешь?"

Его молчание Оби-Ван интерпретировал по-своему: шагнул ближе, улыбнулся – тепло и искренне.

– Сейчас не до Кодекса, Энакин. Я понимаю, как много она для тебя значит. И осуждать не собираюсь. Удивлен?

Энакин ухмыльнулся:

– Я давно уже не ребенок, Оби-Ван. И идиотом тебя перестал считать лет с восемнадцати.

И – после паузы:

– Спасибо.

"Но я предпочел бы, чтобы ее жизнь не зависела от Совета. Ему, увы, и самому защита не помешает".

Сообщение отредактировал Annanaz - 26 Сентябрь 2015, 23:36

[Cirkon]

Очень хорошо передана предгрозовая атмосфера. Я просто восхищена.

А вот насчет Падме уменя возник вопрос: а видит ли ее Энакин такой, какая она на самом деле? Хотя это уже не имеет значения: ребенок вот-вот родится, и если расстаться с женой Энакин еще может, то с ребенком - вряд ли.

[Annanaz]

Очень хорошо передана предгрозовая атмосфера. Я просто восхищена.

Спасибо)))

А вот насчет Падме уменя возник вопрос: а видит ли ее Энакин такой, какая она на самом деле? Хотя это уже не имеет значения: ребенок вот-вот родится, и если расстаться с женой Энакин еще может, то с ребенком - вряд ли.

А откуда мысль, что Энакин должен с ней расстаться?) Он ее любит, вообще-то...
Что до того, что Энакин не все о жене знает - разумеется, о ее делах в Сенате он не знает практически ничего. С чем и столкнется в скором времени. Но это не значит, что Падме только выглядит милой и наивной, являясь на деле расчетливой стервой. Наивность не мешает лезть в опасные политические аферы (если не способствует этому).

[Cirkon]

Но это не значит, что Падме только выглядит милой и наивной, являясь на деле расчетливой стервой. Наивность не мешает лезть в опасные политические аферы (если не способствует этому).

Не верю в ее наивность, она же с детства в политике. Там наивность должна была на корню увянуть. Наивность может быть у тех кто гологазеты читает и новости по головизору смотрит.

Сообщение отредактировал Cirkon - 28 Сентябрь 2015, 20:48

[Annanaz]

Не верю в ее наивность, она же с детства в политике. Там наивность должна была на корню увянуть. Наивность может быть у тех кто гологазеты читает и новости по головизору смотрит.

И это мы в личке обсуждали) Я твердо уверена, что шанс остаться наивной у нее был: Падме никогда не принимала решений (как политик и управленец), будучи эдакой говорящей куклой. Королева/король Набу - такой же символ как монарх в Великобритании (относительная власть Веруны, ИМХО, строилась на его хитрости и изворотливости - и, канонный факт, деньгах мафии). Ее "важная" роль в Сенате тоже сомнительна: она туда попала во времена правления Палпатина, когда эта структура уже толком ничего не решала. К тому же у Падме были более опытные (и трезвомыслящие) товарищи-оппозиционеры, которые и подскажут, что говорить надо, и поддержат. И почему бы тут наивной не быть? С чего ей учиться? И кому надо, чтобы она училась - ведь наивная идеалистка куда полезнее?

Но градус наивности по сравнению с фильмом я постараюсь чуть снизить) Совсем немного.

Сообщение отредактировал Annanaz - 28 Сентябрь 2015, 21:15

[Annanaz]

Вот уже с четверть часа Сейли старательно убеждала себя, что делает доброе дело. Получалось с переменным успехом – а если честно, то очень плохо. Хотя девочка и понимала, что поступает правильно, чувствовала она себя гадко. "Предательница, предательница!" – будто кто-то кричал ей на ухо противным, издевательским голоском.

Сейли сердито тряхнула копной тугих каштановых кудряшек. Мысленный спор с собой так захватил ее, что она даже не обратила внимания на выпавшую из прически заколочку – не до того было.

Какие все-таки глупости начинаешь себе придумывать, немного постояв в одиночестве. Предательница, это же надо! А вот ничего подобного, никого она не предавала! Нет и не может быть ничего плохого в том, чтобы помочь тете Мон помириться с Исанн. Ну подумаешь, пришлось немного соврать... Сейли же свою лучшую подружку знала: если она себе что-то в башку вбила, то ее никакими уговорами не переубедишь – разругаешься только.

На этот довод совесть чуть успокоилась. Приободрившись, Сейли принялась развивать успех – чтоб уж наверняка избавиться от этого противного чувства вины непонятно за что.

Да, она поступила правильно, согласившись помочь Мон. Сама Исанн в жизни бы с ней не заговорила: она почему-то была свято уверена, что Мон хочет зла ее семье.

Иногда Сейли подружку решительно не понимала: она что, совсем с ума сошла, чтобы так думать? Как ей вообще могло такое в голову прийти? Ведь еще совсем недавно они были почти семьей: мама Сейли, мама Исанн... и Мон – бездетная, но относившаяся к дочерям подруг, как к любимым племянницам. Разве можно было забыть, как они собирались все вместе – совсем как большая и дружная семья? А их прогулки по Корусканту? А походы в театр не реже чем раз в месяц?
Глаза вдруг защипало. Сейли поспешно утерла слезы рукавом – не столько из-за того, что стыдилась их, сколько из-за хлеставшего по лицу промозглого ветра. На улице стремительно холодало – точь-в-точь как воспоминания Сейли становились все темнее и безрадостней.

Все было так хорошо, прямо как в сказке... а потом сказка кончилась – внезапно и очень страшно. Два года назад тетя Габриэлла пропала. Не сказав никому ни слова, ушла из дома и не вернулась. Сейли тогда несколько ночей подряд проревела в подушку – а уж что творилось с Исанн, ей даже представлять не хотелось, потому что при одной мысли об этом становилось плохо. Подруга больше месяца привидение напоминала: молчаливая и понурая, она, казалось, все делала по инерции – ходила, ела, разговаривала, учила уроки... классная дама даже хотела ее к школьному психологу записать, но господин Айсард категорически запретил. Сказал, что от психологов больше вреда, чем пользы, а девочке просто нужно время, чтобы оправиться.

Она и оправилась. Отживела понемногу, снова стала напоминать себя прежнюю... но увы – именно напоминать. В Исанн что-то изменилось, причем в худшую сторону. Ее всегдашние ершистость и воинственность превратились в... порой Сейли казалось, что в самую настоящую злобу. Ее до сих пор передергивало от воспоминания о том, как подруга планомерно и упорно изводила одну из одноклассниц, Миру. Да, та девчонка, конечно, мерзко поступила – незачем было подначивать Исанн, говоря гадости про ее семью, – но с местью вышел явный перебор. Исанн ей просто житья не давала: натравливала на нее весь класс, мучила ядовитыми издевками, постоянно провоцировала на драку, а потом изображала перед учителями невинную жертву... это было гадко. А Исанн говорила, что справедливо.

В классе изменившуюся Исанн уважали и побаивались, но в глубине души терпеть не могли. Девчонки долго увивались вокруг нее стайками верных приспешниц – а как поползли эти слухи о том, что господина Айсарда могут скоро арестовать, тут же накинулись на бывшую "хозяйку", будто злобные гарпии.

Кто-то мог сказать, что и поделом. Но Сейли ее никогда не предаст и не бросит! Потому что дружба – это святое. Потому что друзей надо защищать, как Исанн защищала ее, когда была "в силе". А еще друзьям надо помогать, даже если они сами этого не хотят.

Мон сказала, что хочет помочь Исанн. Что понимает, как ей тяжело, как ей нужна поддержка... что здесь может быть плохого?

Сейли бросила взгляд через плечо – позади, в блеске неоновых огней и пестрых рекламных голограмм, возвышалось кафе "Звезда". Раньше, в хорошие времена, девочки часто ходили сюда с матерями и тетей Мон: здесь всегда играла живая музыка, и подавали вкуснейшие в галактике пирожные со сливками и карамелью. Наверное, именно поэтому Мон его и выбрала: может быть, приятные воспоминания сделают Исанн чуть покладистее и спокойнее.

Сейли очень хотелось, чтобы это оказалось правдой. Ей уже порядком надоело, что подруга замечает в людях только плохое и во всех обидчиков видит.

– Привет. Ты что, спишь на ходу?

Сейли едва не подскочила от неожиданности: видимо, она так увлеченно рассматривала кафе, завороженная одновременно своими размышлениями и яркими голографическими картинками на рекламных стендах, что в упор не заметила подошедшую Исанн.

– Уснешь тут! Я тебя уже час на холоде жду. Замерзла, между прочим, – Сейли выразительно потерла предплечья, за время ожидания сплошь покрывшиеся мурашками.

– Подождала бы внутри, – Исанн раскаиваться явно не собиралась. – Я из дома долго выбиралась: если бы поймали, вообще не получилось бы прийти.

– Тебя что, под домашний арест посадили? – у Сейли округлились глаза: если бы ее так наказали, у нее бы не хватило духу не подчиниться. – А тебе не влетит за то, что сбежала?

Исанн хитро улыбнулась:

– Не влетит, если папа не узнает. А он не узнает: гувернантка никогда ему не признается, что позволила мне улизнуть. Это же будет означать, что она за мной не уследила.

Девочка провела рукой по лицу, убирая упавшие на глаза пряди волос. Поймав на себе пристальный взгляд Сейли, удивленно спросила:

– Что ты там такое увидела?

Не уверенная, как потактичнее сказать, Сейли просто коснулась щеки кончиками пальцев – примерно на том месте, где у Исанн наливался багровым синяк.

– Это... он тебя так, да? За что? – тихонько прошептала она. Сердце защемило от жалости: вот если бы тетя Габриэлла не пропала, Арманд Айсард наверняка не позволил бы себе так обращаться с дочерью!

"Может, Исанн из-за него так озлобилась. Все-таки ее папаша – жутковатый тип".

Совершенно не вовремя вспомнились слухи, ходившие про исчезновение Габриэллы Айсард. Мол, это родной муж ее так...

"Ну нет, это уже слишком! – одернула себя Сейли. – Господин Айсард, конечно, строгий и суровый, но не чудовище какое-то. И тетя Габриэлла с ним счастлива была. Наверное..."

Исанн неожиданно нахмурилась:

– Не понимаю, о чем это ты, – она торопливо склонила голову так, чтобы волосы хотя бы немного прикрыли левую часть лица.
– И вообще, кто-то тут замерзал. Так пойдем!

Схватив подругу под руку, Исанн поспешила ко входу в кафе. Сейли только и оставалось, что пытаться не отставать – а то со стороны могло показаться, что она волочится за спутницей, как собачка на поводке.

На душе у нее снова заскребли фелинксы: а если не получится? Если Исанн, увидев Мон, разозлится и уйдет, а потом еще и на Сейли обиду затаит? Во всяком случае, пока не было похоже, чтобы знакомая обстановка и приятные воспоминания хорошо на нее влияли.

* * *

Мон отстраненно постукивала пальцем по столешнице. Время от времени она забывалась, теряя контроль за жестикуляцией, и тогда кончик ухоженного ноготка принимался выписывать по белоснежной скатерти невидимые узоры – то плавные и округлые, то резкие и рваные, в зависимости от течения мыслей. Вокруг звучала легкая ненавязчивая музыка; мимо проходили богато одетые, степенные посетители кафе: в основном респектабельные дамы с детьми, но попадались и влюбленные парочки, и компании молодежи – обычно девушек лет от пятнадцати до двадцати на вид.

Беспечная, праздная публика. Коротая время, Мон волей-неволей прислушивалась к их разговорам – и слышала, в принципе, именно то, что ожидала услышать: политику если и обсуждали, то между делом, отводя ей место перед очередным любовником мадам N, но после новых коллекций от модных кутюрье. Будто ничего и не изменилось с тех пор, как Мон приходила сюда удовольствия ради. Будто галактика не стояла на пороге новой гражданской войны.

Сенатор улыбнулась уголками аккуратно подкрашенных губ. Судя по ее опыту общения с благонравными домохозяйками, внешнего мира для них попросту не существует: любая новость, которая выбивается из их уютной действительности, либо отторгается, либо воспринимается очень... остро. Дамы подобного рода пугливы и доверчивы, словно дети... чем вполне можно воспользоваться в своих целях.

Так она и поступила однажды. Так она собирается поступить снова – только с еще более наивным человечком. Не без зазрений совести, конечно: нет повода для гордости в том, чтобы обвести вокруг пальца доверчивое создание... но порой ситуация вынуждает. Как сейчас.

Она поднесла к губам фарфоровую чашку, наполненную ароматным кафом. Подержала так некоторое время, наслаждаясь теплом и запахом, приятно щекочущем ноздри... и размышляя. Мысли ее преследовали достаточно мрачные, хотя со стороны женщина казалась настоящим олицетворением покоя – куда там мастерам-джедаям.

Что она собирается сделать? Если верить Роланду Артемиусу, попросившему ее об услуге, то вытянуть из маленькой девочки свидетельства против ее отца. Любую мелочь – упоминания о ссорах между родителями, случаях домашнего насилия... суть не в том, что малышка скажет ей, а в том, что передаст отцу. Человек есть человек, даже такой, как Арманд Айсард – а постоянные напоминания об убийстве жены изрядно расшатывают нервы. Еще больше выводят из душевного равновесия предположения о том, что именно известно врагу, как далеко он может зайти... как намерен воспользоваться ребенком, к которому уже подступился.

Нервный противник – рассеянный противник. Рассеянный противник – слабый противник. А им сейчас требуется любое преимущество, пусть даже дающее фору в несколько минут.

Казалось бы, все правильно. Вот только Мон была далека от того, чтобы считать мотивы Артемиуса кристально-чистыми. Старый змей всегда был себе на уме, склонностью к альтруизму не страдал и очень любил свой Департамент юстиции... который наверняка потеряет, если – а вернее, когда – начнется гражданская война. Корускант неизбежно окажется в руках проканцлерской хунты, и тогда никто не даст за жизнь сторонника Делегации ломаной кредитки.

Если только он не намеревается заключить, так сказать, сепаратный мир. Что для этого нужно? Да всего лишь согласиться жить под новой властью и дорого продаться кому-нибудь из видных ее представителей. Что потребуется окружению Палпатина, когда оно пресловутой властью станет? Компромат друг на друга – а уж этого добра у Артемиуса хватало в избытке.

Так не помогает ли Мон сейчас своему "союзнику" набить себе цену в глазах... скажем, Сейта Пестажа? Или Уилхуффа Таркина? Бейл бы сказал, что у нее паранойя. Но она сердцем – женской интуицией, если угодно, – чувствовала, что не так уж невероятна эта версия...

"С Артемиусом нужно постоянно держать ухо в остро, – резюмировала Мон, неспешно потягивая каф. – Эх, как же порой не хватает собственного ССБ..."

– А тут все так же здорово, правда? Даже группа играет та же, что и два года назад!

Знакомый детский голосок прозвучал совсем рядом, легко угадываясь сквозь негромкую музыку и обрывки чужих разговоров. Сейли Маннэа целеустремленно шла к ее столику, не забывая вертеть головой по сторонам и без умолку трещать со своей подружкой – черноволосой девочкой, слишком высокой и слишком строго одетой для своих одиннадцати. У этого ребенка и выражение лица было, более присущее взрослым: казалось, она изо всех сил пытается проникнуться беззаботным настроением окружающих, но получается у нее не слишком хорошо.

Мон снова прикрыла глаза, собираясь с мыслями. Все-таки общаться с этим озлобленным и недоверчивым волчонком будет куда труднее, чем с открытой и дружелюбной малышкой, которой Исанн когда-то была.

Голоса девочек звучали все громче. Теперь Мон могла даже расслышать их шаги. До того, как они сядут за столик, оставалось...

– Вы?! Что вы здесь делаете?

... всего ничего.

Мон обернулась на голос – и тут же на ее губах расцвела самая теплая и обворожительная улыбка из всех, что имелись в богатом арсенале сенатора.

– Рада тебя видеть, Исанн. А здороваться так со взрослыми неприлично, милая...

Сообщение отредактировал Annanaz - 14 Октябрь 2015, 00:19

[Nefer-Ra]

И чем Мон помогла смерть жены Айсарда? Дала некий мифический козырь в политической игре?

[Annanaz]

И чем Мон помогла смерть жены Айсарда? Дала некий мифический козырь в политической игре?

Нужна не столько ее смерть, сколько реакция Айсарда на то, что это дело снова начали копать. Трудно адекватно и быстро реагировать на действия противника, когда голова забита совершенно другим. Иным словами, требуется не столько нарыть действительного компромата, сколько сделать вид, что роют, и активно. А еще намекнуть, что его уже накопилось предостаточно.

Плюс, в Республике сейчас идут последние дни, когда еще действуют какие-то законы. Скажем, если арестовать - под любым предлогом - деятелей вроде Айсарда, Пестажа и Амедды, можно серьезно усложнить жизнь всем остальным сторонникам Палыча (им скоординированность действий нужна что на политическом, что на военном фронте, а тут такие проблемы).

Ну и третий мотив - подорвать и так сомнительную легитимность новой власти (которой эти товарищи станут, с Палычем или нет). Тут любое громкое и неприятное дело сгодится, а женоубийство - лакомый кусочек для пропаганды.

Сообщение отредактировал Annanaz - 14 Октябрь 2015, 17:51

[Civilian]

Сколь мало для "столь долго"

[Annanaz]

Сколь мало для "столь долго"

Да, с продой я порядочно затянула. Вот что бывает, когда пишешь два фика одновременно) Постараюсь нарастить темп)

Сообщение отредактировал Annanaz - 14 Октябрь 2015, 18:56