Правильное решение, Энакин не переходит на сторону Палпатина в 3 эпизоде. Опции

[Annanaz]

Я понимаю, что всего понемногу, а вот если у Айсарда конфетку отобрать, станет он за одну идею биться? Или прочувствует доводы Мон Мотмы?

А у него уже без вариантов: даже если выгода вдруг станет сомнительной, он в процессе строительства Империи по уши завяз. Вздумает свернуть - быстро станет трупом, причем еще неизвестно, кто его раньше прикончит: бывшие противники или бывшие же союзники.

Почему то мне кажется, что Энакин стал бы.... Или нет?

За какую идею?) У Энакина идея одна - благополучие близких. Остальное его ну вообще никак не волнует: джедайские идеалы давно уже поперек горла стоят, республиканские - глубоко фиолетовы, имперские - может, и ничего, только уж больно неприятные люди их в жизнь претворяют. И все отчего-то предполагают его эксплуатацию в хвост и в гриву, что тоже не радует.

Сообщение отредактировал Annanaz - 19 Январь 2016, 00:23

[Annanaz]

Выходка Энакина практически не удивила Оби-Вана – лишь подтвердила худшие опасения. Он давно уже знал, что с его бывшим учеником не все ладно. То, как близко он подошел к Темной Стороне, было очевидно для всех – разве что Падме свято верила в непогрешимость своего рыцаря, не понимая, что сама же и подталкивает его к гибельной грани.

Да и сам Оби-Ван хорош, конечно. Потакал им обоим, старательно не замечая их тайной связи. Даже выгораживал Энакина перед Советом, когда разоблачение особенно низко нависало над его головой – а ведь должен был сам пресечь это безобразие на корню. Силком вернуть отбившегося от рук ученика на путь истинный, решительно напомнив тому: правила писаны для всех – и для Избранного не в том числе, а в особенности.

Но Оби-Ван не смог. Не нашел в себе сил так сурово обойтись с лучшим другом – и теперь, глядя в полубезумные от гнева глаза бывшего падавана, он пожинал плоды своей мягкотелости.

Верно все-таки говорил магистр Винду: в Кодексе каждая строчка находится на своем месте. Пренебрег хотя бы одной – уже ступил на скользкую дорожку.

– Поговорить? – переспросил Энакин, презрительно скривив рот. – Что же такого важного ты хотел сказать, что выслеживал меня через пол-Корусканта?!

О, Оби-Ван многое хотел ему высказать. О его эгоизме, безответственности, подлости... претензий накопилось столько, что хватило бы на хороший список. По правде говоря, заготовленная речь – та, что выверенная и спокойная, – напрочь вылетела из головы, как только стало ясно: Энакин действительно намеревался бежать. Предать Орден. Оставить его в самый трудный час, дав деру, словно крыса с тонущего корабля.

С огромным трудом магистр взял себя в руки. Гнев – плохой советчик, а для джедая и вовсе недопустимый.

– И не зря выслеживал, как видно, – Оби-Ван выразительно обвел рукой приземистые ангары, видневшиеся по обе стороны улицы. – Только не говори мне, что ты выбрался сюда просто поглазеть на корабли!

Подсознательно он ожидал – хотя понимал, что ничего подобного будет, – привычного смущенного взгляда и многозначительного "ну-у-у", как бывало всякий раз, когда Энакина ловили на очередной шалости.

Вот только ученик давно уже вырос, и неодобрение Оби-Вана волновало его примерно так же, как мудрые слова Кодекса.

– Результат вышел именно таким, если тебя это успокоит, – выплюнул он со злой досадой. – А теперь уйди с дороги... учитель.

Энакин решительно шагнул вперед, с явным намерением оттолкнуть Оби-Вана в сторону, но тот снова преградил ему путь.

– Нет, Энакин, – на этот раз и магистру не удалось сдержать эмоций: гнев, звучавший в его голосе, нипочем не удалось бы выдать за сдержанное недовольство мудрого наставника. – Так просто ты от этого разговора не отделаешься. И откладывать его на потом я не намерен.

Он чувствовал, как беснуется вокруг бывшего ученика Сила – чуждая, угрожающая... темная. Казалось, даже воздух рядом с ним слегка дрожал, нагретый чудовищным жаром – неощутимым в материальном мире, но через Силу обжигавшим не хуже напалмового пламени.

В тот момент Оби-Вану испугался по-настоящему – не за себя, за Энакина. Каждый может потерять контроль над собой, поддавшись темным эмоциям. Но гнев и страх – лишь путь во Тьму, по которому еще нужно пройти... и первый шаг ты делаешь, начиная черпать из них силы.

Так, как Энакин – сейчас.

– Что ж, хорошо, Оби-Ван. Давай поговорим, – сипло прохрипел он, ступив вперед. Теперь друзья стояли так близко, что каждый мог почувствовать на лице разгоряченное дыхание другого. – Что именно ты хочешь узнать? Почему я не желаю снова лезть в мясорубку за чужие интересы? Почему жизни моей жены и ребенка для меня важнее всей этой черно-белой орденской демагогии? Почему я не рвусь защищать шкуры кучки политических аферистов, которым не обязан ровным счетом ничем? Что из этого тебе непонятно?!

Каждое слово било наотмашь. Вот оно значит как... интересы Ордена и для него – чужие. Борьба Света и Тьмы – не более чем демагогия. Те немногие, кто готов бороться за будущее Республики – кучка политических аферистов, не стоящих уважения и поддержки.

Оби-Вану с трудом верилось, что Энакин мог всерьез сказать нечто подобное. Его друг. Боевой товарищ, с которым они прошли огонь и воду. Младший брат.

Неужели эта... гниль сидела в нем всегда, а Оби-Ван был слишком слеп, чтобы заметить?

"Нет. Он просто не в себе. Палпатин заморочил ему голову сильнее, чем я думал. Энакин и сам не понимает, что несет".

Быть может, Оби-Вану следовало бы сбавить тон. Обратиться к бывшему ученику менее резко, тщательно подобрав и взвесив слова... но Энакин не был единственным, чьи нервы до предела вымотали война и события последних дней.

– Нет, Энакин. Не это, – негромкие слова Оби-Вана были полны горечи, но взгляд оставался все таким же твердым. – Мне интересно, когда мой лучший друг успел превратиться в жалкого труса. Как ты можешь даже думать о том, чтобы покинуть Орден в такой момент? Выжить самому, а остальное пусть огнем горит – так, Энакин? Дружба, долг – это все пустые слова для тебя?

На миг показалось, что лицо Энакина дрогнуло, а в его глазах мелькнуло нечто похожее на... вину? Стыд? Сомнение?

Это уже что-то. Значит, он готов слушать. Значит – не лишился разума окончательно.

И Оби-Ван продолжил давить, в надежде, что резкие слова подействуют на друга отрезвляюще.

– У нас на счету каждый боец, Энакин – тем более такой, как ты. Ты подумал о том, скольких обречешь на гибель своим бегством? Орден – твоя семья, Энакин. Ты не можешь...

Взгляд Энакина вновь остекленел, и нечто жуткое, непривычное появилось в глубине его глаз. Словно пламя, подсвечивающее радужку изнутри золотисто-янтарными отблесками.

– Моя семья – это Падме и наш ребенок. И я не могу позволить им погибнуть.

Тьма сгустилась вокруг него еще плотнее. В Силе это выглядело так, словно тени обволакивали фигуру Энакина, ложась на плечи тяжелым плащом и сплетаясь непробиваемой броней на груди. Отрезая юношу от Оби-Вана и всего, что тот пытался сказать ему.

Но магистр не собирался сдаваться. Пусть даже Энакин не желал ничего слушать – он все равно достучится до этого глупого юнца.

– А ты думаешь, Падме простит тебе эту трусость? – спросил Оби-Ван с вызовом. – Она преданна Республике всем сердцем! Твое предательство тяжело ранит ее, Энакин. Она никогда не простит тебя. А вздумаешь удержать ее от борьбы – возненавидит. Или ты настолько слеп, что не видишь этого?

– Довольно. Окончим этот разговор.

Энакин тяжело дышал. Казалось, еще немного – и он в ярости бросится на бывшего учителя.

– И не подумаю. Что, правда колет глаза? Так очнись, Энакин. Очнись и начни уже вести себя, как подобает рыцарю-джедаю и Избранному, а не истеричному подростку!

Оби-Ван не успел даже понять, что произошло. Почувствовал лишь, как всколыхнулась окружавшая Энакина Тьма и, повинуясь резкому движению руки, бросилась вперед и невидимой удавкой сдавила шею. Не ожидавший подобного, Оби-Ван беспомощно схватил ртом воздух и захрипел, не в силах протолкнуть его в горло.

"Тьма. Он использует ее! – пронеслась в голове ужасающая мысль. – Он все-таки..."

Додумать он не успел: стальная хватка вдруг разжалась, и Оби-Ван тяжело рухнул на ноги, едва сумев удержать равновесие. Потирая горло и судорожно глотая воздух, он увидел, как Энакин с ошарашенным видом отшатнулся назад. Поднес к глазам слегка дрожащую руку и так пристально уставился на нее, словно не был уверен, что конечность принадлежит именно ему.

Сквозь стучащую в ушах кровь до Оби-Вана донеслось тихое ругательство.

– Энакин? – позвал он и тут же зашелся кашлем. – Что... что, черт побери, это было?

Энакин казался не менее потрясенным, чем сам магистр. Сейчас он вновь стал походить на себя: полубезумный монстр, окруженный подавляющей аурой Темной Стороны, то ли исчез, то ли затаился до поры.

– Я... понятия не имею, – прошептал Энакин хрипло. Дыхание его было таким тяжелым, будто не он только что пытался придушить Оби-Вана, а наоборот. – И... прости. Я не понимаю, что на меня нашло... как это вообще получилось.

Оби-Ван промолчал, не нашедшись с ответом. Мыслей в голове крутилось даже слишком много, но все – обрывочные, хаотичные, и каждая норовила сорваться с языка вперед другой.

Что бы сейчас ни произошло, ясно одно: это проблема, и проблема крупная. Вот только Оби-Ван понятия не имел, как к ней подступиться.

– Энакин...

Оби-Ван и сам не знал, что собирается сказать - но чувствовал, что хоть что-то сказать нужно. Но бывший ученик вдруг сделал шаг назад и покачал головой. Его лицо приобрело нечитаемое, сосредоточенное выражение – как бывало всякий раз, когда Энакин не желал делиться своими мыслями и переживаниями с кем бы то ни было.

– Мне нужно побыть одному, – сказал он твердо. – Обдумать все это. Не пытайся следить за мной снова, Оби-Ван... прошу тебя.

И он стремительно, едва не переходя на бег, зашагал вниз по улице. Прежде чем Оби-Ван успел опомниться, Энакин уже пропал из виду, смешавшись с толпой на рынке.

* * *

– Душил, значит? – задумчиво переспросил директор Айсард. – На расстоянии?

– Именно так, сэр, – торопливо подтвердил агент и украдкой, приглушив динамик комлинка, прочистил горло: жара и пыльный воздух нижних уровней превратили устный отчет в настоящую пытку. – Боюсь, я не могу объяснить природу этого явления, но...

– Вам и не нужно. Вы свою задачу выполнили, агент Тревор. Сворачивайте слежку и возвращайтесь в штаб.

– Есть, сэр, – отчеканил шпион с нескрываемым облегчением: носиться по всему Корусканту за неуравновешенным джедаем – та еще задачка, напоминавшая завуалированный смертный приговор.

Но, похоже, вместо бесславной гибели в Корускантских трущобах его ждали неплохие премиальные.

"Как же все-таки вовремя объявился второй джедай! Еще немного, и этот псих точно бы меня засек".

Сообщение отредактировал Annanaz - 23 Январь 2016, 22:40

[Annanaz]

В самый разгар совещания у Мон требовательно запиликал комлинк. Женщина сбросила вызов, даже не глянув на экран: серьезные вопросы по незащищенным каналам голосвязи не обсуждались, а все остальное вполне могло подождать пару часов.

Видит Сила, ей сейчас не до горестных стенаний родных и знакомых, напуганных вчерашними новостями.

– Во время чрезвычайной сессии Сенат будет охраняться сильнее некоторых военных объектов, – продолжал тем временем магистр Винду. По своему обыкновению джедай был бесстрастен и непоколебим как скала, и походил на полководца, доносящего до офицеров план сражения. – Помимо полиции и Сенатской гвардии там уже находятся два взвода клонов численностью по двадцать пять единиц каждый, а также три отряда спецназа ССБ, от десяти до шестнадцати человек в каждом. Скорее всего, в последний момент эти цифры возрастут вдвое, а то и втрое: люди Палпатина явно планируют вооруженное столкновение, и вряд ли они были настолько любезны, чтобы предоставить нам подлинные сведения о своих силах.

По гостиной пронеслись встревоженные шепотки. Членам Комитета Спасения, как неофициально называла себя верхушка Делегации, смелости было не занимать – но сейчас им предстояло добровольно шагнуть в смертельную ловушку, даже издалека щерившуюся оружием, словно капкан – зубьями. У Мон и самой неприятно крутило живот и холодели ладони при мысли о завтрашнем дне, но она хорошо понимала: иного выхода, кроме как встретить опасность лицом к лицу, у нее нет. Ни у кого из них нет.

– И мы собираемся шагнуть в распростертые объятия Айсардовских амбалов, как нерфы на скотобойне?! Я по-прежнему настаиваю, что мы должны бежать с Корусканта прямо сейчас, пока у нас есть хоть какой-то шанс покинуть его живыми.

– Фэнг, мы это уже обсуждали...

– Тебе легко говорить, Бейл – с твоими "чистыми" счетами и положением умеренной оппозиции! – еще сильнее взвился Зарр, имея в виду уготованную альдераанцу роль: из всего Комитета только он и Терр Танил, сенатор от Сенекса, должны были формально сохранить верность Республике – военное присутствие режима в их секторах было слишком сильно для открытого бунта. – Это представление, которое вы задумали, может окончиться нашими похоронами – и гибелью всего, за что мы боремся!

Спор грозил перерасти в склоку, долгую и бесплодную: подобралась, явно намереваясь сказать свое веское слово, синекожая Чи Иквей, всегда призывавшая к максимальной осторожности, упрямо вскинул голову и грозно сверкнул глазами Бел Иблис – сторонник решительных действий, презиравший малодушие и полумеры... Мон, глубоко вздохнув, развела руки в стороны, чтобы громким хлопком привлечь к себе внимание и призвать собрание к порядку. Но ее опередили.

– Вы можете попытаться бежать прямо сейчас, сенатор Зарр. На первом же корабле, капитан которого согласится прорываться через блокаду ради ваших денег, – зычный голос Мейса Винду разнесся по комнате, легко перекрывая голоса спорщиков – которые, впрочем, незамедлительно смолкли. – Без предварительного досмотра из столицы не выпускают даже суда Ордена, а у флота, патрулирующего сектор, приказ стрелять на поражение после первой же попытки не подчиниться его командам. Я бы сказал, что путь до Раксус-Секундуса вас в этом случае ждет нелегкий.

Даже Масу Амедде никогда не удавалось заставить спорящих сенаторов умолкнуть так быстро. Какое-то время в воцарившейся тишине слышалось только беспокойное дыхание собравшихся, да кто-то из мужчин отчетливо скрипнул зубами.

– Но... как же мы тогда покинем Корускант после чрезвычайной сессии? – слова Падме звучали до непривычного тихо, без ее обычного пыла и уверенности. Сама она была так бледна, что этого не скрывал даже полный макияж; ее руки лежали на животе, крепко сцепленные, одна поверх другой. – Быть может, наше отступление прикроют флотилии, оставшиеся под командованием джедаев?

Падме уже задавала такие вопросы прежде – и всегда получала ответы один другого уклончивее. Хотя все они были в одной лодке, Мон до сих пор сомневалась в порой слишком идеалистичной и порывистой соратнице: все-таки решение проблемы они с Гармом и магистром Винду нашли довольно-таки... спорное, даже по нынешним временам.

Но теперь уже поздно и спорить, и метаться... и скрывать информацию, которая и так вскоре перестанет быть тайной.

– К сожалению, сенатор Амидала, положение Ордена на флоте еще более тяжкое, чем в армии. Боюсь, под нашим контролем не осталось ни одной флотилии – даже если кого-то из мастеров и рыцарей еще именуют адмиралом, на деле командование полностью узурпировано ставленниками Палпатина.

Магистр благоразумно умолчал, что большинство джедаев покинуло свои посты заблаговременно, кто в одиночку, а кто – уведя с собой по-настоящему преданных людей и клонов. И без того его слова были слишком горькими и – как бы Винду этого ни скрывал – болезненными для самолюбия.

– Тогда остается лишь... – не договорив, Чи Иквей прижала пальцы ко лбу. – Прошу прощения, что-то голова закружилась...

От Мон не укрылся быстрый взгляд, которым подруга окинула остальных: проверить, от кого кроме них с Падме до последнего утаивали особенно спорные детали плана.

– Совет Конфедерации согласился выделить несколько оперативных соединений флота для наших нужд. Эти силы слишком малы для полноценного противостояния с республиканским флотом, но они оттянут на себя внимание противника и, если возникнет такая необходимость, обеспечат огневое прикрытие.

– Значит, теперь мы должны доверить наши жизни сепаратистам?! – воскликнул Фэнг, которого тоже не посвятили в детали побега – из-за его пагубной привычки слишком много болтать. – Одно дело – заключать с ними финансовые сделки, но просить их об атаке на Корускант и защите в бою...

– Технически, мы теперь все – сепаратисты, не считая Бейла и Терр, – холодно напомнила Мон. – И судя по тому, какие потери понесла Республика в этой войне, у нас нет причин сомневаться в боеспособности войск Конфедерации.

– Это... отчаянное решение, Мон, – с грустью произнесла Терр, сокрушенно покачав головой. – После этого вас объявят предателями и перебежчиками даже те, кто прежде сохранил бы нейтральную позицию.

– И ты в том числе, Терр. Как раскаявшаяся оппозиционерка, ты должна будешь решительно осудить столь возмутительный шаг. – Дождавшись от соратницы вымученного, но уверенного кивка, Мон немного смягчилась, перейдя с командного тона на покровительственный:

– Мы все знали, на что идем. Режим подпишет нам смертный приговор вне зависимости от того, какими методами мы будем вести борьбу. Полагаю, больше возражений против военной помощи наших союзников не будет?
Возражений ожидаемо не последовало. Убедившись, что страсти поутихли, Винду продолжил речь:

– Вы полетите на легких корветах производства Сиенара. Это быстрые, маневренные и надежные корабли с хорошим вооружением. Для... – он на миг запнулся, вовремя проглотив слово "бегство", – ...отступления лучшего варианта не найти. Поведут их лучшие пилоты Ордена. Вам нечего опасаться, господа и дамы.

Последнее заверение было встречено молчаливым скептицизмом – да и сам магистр озвучил его больше для проформы, прекрасно понимая: на ближайшие несколько лет слова "нечего опасаться" останутся для каждого из мятежных сенаторов в лучшем случае сильным преувеличением.

– Скольких рыцарей вы готовы выделить для нашей защиты во время заседания? – резкий голос Гарма вернул всех к делам более насущным. – В здании Сената уже сейчас не продохнуть от военщины. Вряд ли десятка рыцарей, как вы планировали вначале, хватит на такую ораву.

– Значит, выделим столько, сколько потребуется, – невозмутимо ответил мастер-джедай. – К тому же господин Роланд Артемиус выразил готовность поддержать нас войсками Департамента юстиции.

– Наконец-то хоть какой-то толк от этой старой крысы! А то можно было подумать, что он сговаривается с врагом за нашими спинами.

– Гарм, хотелось бы тебе напомнить, что эта "старая крыса" – наш единственный союзник в республиканских властных структурах, – Бейл посмотрел на кореллианца с возмущением: недоверие Иблиса к ушлому законнику было хорошо известно, но его манера это недоверие выражать по поводу и без раздражала не меньше извечного брюзжания Зарра.

– И как долго он будет оставаться на своем посту после того, как в открытую выступит на нашей стороне?

– Это не столь важно, сенатор Иблис. Важно то, что он будет занимать свой пост завтра. Надеяться на большее – в нашем положении недопустимая роскошь.

Всего несколько слов, произнесенных холодным, бесстрастным голосом – и дискуссия окончилась, не успев завязаться. Приговор, оглашенный магистром Винду, не подлежал обсуждению – хотя в другое время Бейл непременно вступился бы за соотечественника, резонно возразив: недопустимая роскошь – это легкой рукою пускать в расход союзника, чья сеть шпионов и осведомителей в чем-то могла сделать честь даже ядовитому спруту ССБ.

Имелись свои сомнения на этот счет и у Мон. Но иного, совсем иного рода...

"Бейл может думать о своем земляке все, что угодно. Но Гарм, как всегда, дает людям характеристики резкие и точные: Артемиус – крыса. Старая, хитрая, умная крыса. А крысы, как известно, бегут с тонущего корабля..."

– А теперь, если ни у кого нет возражений, вернемся к плану завтрашней эвакуации.

Окинув притихшее собрание тяжелым взглядом, отбивавшим на корню всякое желание перечить, магистр активировал небольшой голопроектор, стоявший в центре стола. Над ним немедленно развернулась трехмерная проекция, поделенная на две части: слева – подробная схема Сената, на которой горели ярко-красным служебные коридоры и запасные выходы, справа – карта прилегавших к нему улиц.

– Дамы и господа, прошу всех слушать предельно внимательно. От того, как четко вы будете представлять себе план действий, может зависеть ваша жизнь и свобода.

Отбросив посторонние мысли, Мон вся обратилась в слух. Если что и не входило в ее планы, так это героическая, но оттого не менее глупая смерть.

* * *
Много позже, когда сенаторы разошлись кто по домам, кто по делам, а кто – по дорогим ресторанам, заливать страх и сомнения вином, а то и чем покрепче, – Мон вспомнила о пропущенном звонке.

Взглянула на список вызовов она из чистого любопытства, не собираясь перезванивать: и тело, и разум отчаянно требовали отдыха, а нервы – успокоения, чего уж точно не даст разговор со взволнованными близкими. Посторонние на этот номер не звонили с тех пор, как чандриллианка начала карьеру в Сенате.

На экране высветилось текстовое сообщение от Сейли Маннэа. Мон слегка улыбнулась: к этой малышке, дочери своей подруги и, по совместительству, контакта в директорате "Технологий Санте/Сиенар", сенатор питала искреннюю привязанность. Даже жаль, что они вряд ли встретятся снова.

Однако с первых же строчек стало ясно, что Сейли в этом сообщении принадлежит только номер.

"Здравствуйте, тетя Мон. Мне ведь еще можно вас так называть? Простите, если нет. Я хотела попросить прощения за все, что вам вчера наговорила. Я очень расстроилась и испугалась тогда, но теперь мне кажется, что в чем-то вы были правы. Кажется, мне все-таки нужна ваша помощь. Вы что-то знаете про то, что случилось два года назад. Боюсь, кроме вас никто мне правды не скажет. Если вы все еще хотите мне помочь, я буду ждать вас сегодня там же, где мы встречались вчера, в 19:00. Не звоните мне, мой комлинк могут отслеживать и прослушивать. Исанн".

Мон перечитала письмо несколько раз, но так и не смогла понять, было ли оно составлено самостоятельно, или же под диктовку. Девочка, похоже, волновалась, когда писала его... но разве не будет ребенок волноваться, набирая сообщение-приманку под контролем грозного отца?

Мон немного покрутила комлинк в руках, раздумывая: а не рискнуть ли? С Исанн в качестве заложницы ее шансы на выживание многократно повышались...

...Или снижались до нуля, если малышка принесет в кармашке платьица маячок, а на хвосте – отряд спецназа.

От Арманда Айсарда можно было ожидать всего, что угодно. Особенно сейчас.

"Прости, детка, – с искренней грустью подумала Мон, стирая сообщение. – Планы изменились. Мне бы сейчас помочь самой себе..."

Сообщение отредактировал Annanaz - 29 Январь 2016, 14:07

[Nefer-Ra]

Я прям хочу посмотреть на то, как беглецов будут сбивать на взлете... А Винду не придет светлая мысль Палыча прирезать под занавес?

[Annanaz]

Я прям хочу посмотреть на то, как беглецов будут сбивать на взлете...

Кровожадная вы)

А Винду не придет светлая мысль Палыча прирезать под занавес?

Само собой. Не отпускать же. Вопрос в том, как у него это получится)

Сообщение отредактировал Annanaz - 29 Январь 2016, 18:23

[Nefer-Ra]

Кровожадная
Винду сам рискует из камеры не выйти. Или он туда пойдет с компанией единомышленников?

[Annanaz]

Винду сам рискует из камеры не выйти. Или он туда пойдет с компанией единомышленников?

Рискует) Но его проблема в том, что он самоуверен до крайности. Он думает, что уже победил Палпатина однажды, и легко сделает это снова - тем более что давать Сидиусу оружие честной схватки ради никто не собирается.

[Civilian]

Мочить, мочить всех сепаров. Секатором. И департаментом юстиции, ибо нефиг. Орган власти, а "ситх" - не повод для госпереворота.

[Annanaz]

Мочить, мочить всех сепаров. Секатором.

Ну зачем же секатором в век высоких технологий?)

И департаментом юстиции, ибо нефиг. Орган власти, а "ситх" - не повод для госпереворота.

Забегая вперед, дедуле, возглавляющему департамент юстиции, ситуация не шибко нравится) Не столько своей незаконностью, сколько тем, что ему ничем хорошим не светит.

Сообщение отредактировал Annanaz - 29 Январь 2016, 22:14

[Civilian]

Ну зачем же секатором в век высоких технологий?)

Хорошо, хорошо: лайтсекатором)))

Я просто на самом деле являюсь не самым средним государственным служащим, в связи с чем у меня действия Ордена вызывают физический зубовный скрежет)))
Менять верховного канцлера - да на здоровье. Смещать и ставить внезапно - нафиг-нафиг!)))

Сообщение отредактировал Civilian - 29 Январь 2016, 23:12

[Annanaz]

Менять верховного канцлера - да на здоровье. Смещать и ставить внезапно - нафиг-нафиг!)))

Согласна. Вообще тот факт, что военизированная секта позволяет себе такие финты (с полным сознанием собственной правоты, что интересно!) многое говорит о состоянии Республики... вот до чего может довести перекладывание функций армии и правоохранительных органов (даже частичное) на плечи религиозной организации.

[Civilian]

Более того! Я вот м/у 2 и 3 эпизодом никак не могу понять: а с какого перепугу вообще этот орден, от которого последние 1000 лет толку как от АТ-АТ пуду, получил право командования ВАР?!
Где логика?! "Мы не войны!" - Давайте сделаем их генералами!!!


*бьётся головой об ситские голокороны*
"Они бы ещё флажками ему дорогу обозначили - чтобы не сбился" (с) Его сын

Сообщение отредактировал Civilian - 29 Январь 2016, 23:35

[Annanaz]

Более того! Я вот м/у 2 и 3 эпизодом никак не могу понять: а с какого перепугу вообще этот орден, от которого последние 1000 лет толку как от АТ-АТ пуду, получил право командования ВАР?!
Где логика?! "Мы не войны!" - Давайте сделаем их генералами!!!

Ну, это их "мы не воины" крайне сомнительно, учитывая, что Республика бросала джедаев на разрешение практически любого конфликта (ввиду отсутствия вооруженных сил общегосударственного уровня) еще до сепаратистского кризиса) А иногда они и сами лезли наносить справедливость куда надо и не надо... ничего себе - "не воины"!)

Так что решение, на самом деле, логичное. А заодно оно помогло Палычу наглядно продемонстрировать, как Орден зарвался и злоупотребляет своей властью и влиянием в Республике.

Сообщение отредактировал Annanaz - 30 Январь 2016, 00:15

[Annanaz]

– Исанн, с тобой точно все в порядке?

Девочка бросила на гувернантку угрюмый взгляд и, молча кивнув, отвернулась. Какой это одинаковый вопрос по счету, пятый за последний час? Когда же до этой женщины дойдет, что Исанн не хочет с ней разговаривать, да и видеть тоже?

Сегодня мадам Дереле раздражала ее больше обычного. Постоянно крутилась поблизости, не позволяя остаться в одиночестве ни на минуту. Хотелось накричать на нее или сказать что-нибудь гадкое, чтобы назойливая воспитательница растеряла свое напускное сочувствие и убралась куда подальше. Но не уйдет ведь, а только раскудахчется хуже прежнего. Исанн уже попросила оставить ее в покое – причем вежливо попросила, улыбнулась даже! – а гувернантка чуть ли не в слезы ударилась от жалости к "бедному ребенку" и заставила выпить какую-то таблетку. Исанн, правда, эту гадость украдкой выплюнула: после вчерашнего сна она стала очень настороженно относиться к лекарствам, особенно к тем, что от нервов.

Надо сказать, настороженно относиться она начала абсолютно ко всему в родном доме. А точнее – ко всем. К гувернантке, которую и прежде считала слишком заботливой и милой для наемной работницы. К охране, которую до этого даже не замечала: ну стоят себе вооруженные ребята в бронежилетах по периметру дома и у входов в пентхаус, ну и пусть стоят... а теперь они стали казаться какими-то зловещими, будто стража в тюрьме. Но они не были и в половину такими зловещими, как телохранители Исанн, Джейс и Элдбер. Раньше бывшие спецназовцы даже нравились девочке: с ними можно было поговорить об оружии и разных планетах, а если мило похлопать глазками и принести угощение с кухни – то и об их боевом прошлом, спецоперациях и забавных случаях на службе.

Только сейчас Исанн начала осознавать, что на самом деле значили те захватывающие дух рассказы. Что милые, немолодые уже люди, которых она наедине называла "дядями" и таскала им свежую выпечку с чаем или кафом, были способны убить человека и не поморщиться. Что они с готовностью выполнят любой приказ ее отца, каким бы страшным он ни был. Абсолютно любой.

Если бы ей сказали об этом раньше, она бы только пожала плечами и отмахнулась: "Ну они же папины приказы выполняют, а не чьи-то еще".

Но раньше – а вернее сказать, еще вчера, – Исанн не боялась папу.

Девочка встрепенулась, почувствовав мягкое прикосновение к плечу. Скосив глаза, она увидела Сибиллу, опустившуюся рядом с ней на колени и смотревшую так сочувственно, будто ей действительно было до подопечной какое-то дело.

– Детка, ну что случилось? – негромко спросила она, нежно проводя по щеке Исанн тыльной стороной ладони. – Не отмалчивайся, пожалуйста. Я ведь беспокоюсь за тебя, пойми. И твой папа тоже. Ты так нас вчера напугала...

"Нас. Ага, конечно... папа наверняка понял, что со мной ночью творилось. Иначе бы Сибилла так вокруг меня не увивалась и не пыталась подсунуть успокоительное, чуть только я не так на нее посмотрю".

– Ничего не случилось, мадам Дереле, – Исанн насилу выдавила улыбку – и хоть обычно такое притворство получалось у нее без труда, сейчас рот аж свело от напряжения. – Я просто не выспалась немного из-за кошмаров... я за папу очень волнуюсь, понимаете? – добавила она почти искренне.

За отца девочка и в самом деле волновалась – несмотря ни на что. Да, ей было страшно и больно думать о том, что он сделал с мамой... и может сделать с ней, когда поймет, что дочка помнит больше положенного. Но куда ужаснее была мысль, что он не вернется. Что до него доберутся джедаи или Артемиус, или подосланный кем-то из Делегации наемный убийца.

Исанн изо всех сил заставляла себя не думать об этом – потому что стоило ей увлечься подобными размышлениями, и она вновь превращалась в маленькую никчемную девочку, которая только и может, что трястись, забившись в уголок, и ждать помощи и защиты взрослых. А Исанн ненавидела быть такой.

Нет уж, со своими страхами она разберется сама. Сама разузнает о маме все возможное – и тогда в лоб спросит у отца, что в ее догадках правда, а что нет. Не убьет же он ее за это...

"Ничего он мне не сделает! Я же его дочка, все-таки. Любимая. Все будет хорошо, – думала Исанн, украдкой облизывая пересохшие губы. Убедить себя в этом оказалось не так-то просто, но девочка очень старалась. – У меня все обязательно получится. Но для начала надо отвязаться от няньки".

Сибиллу ее объяснение, похоже, немного успокоило. По крайней мере, она наконец-то перестала пялиться Исанн прямо в глаза.

– Милая, я разве не говорила тебе, что не стоит забивать головку такими вещами? – спросила она ласково. – Ради всего святого, не придавай ты значения всему, что говорят по ГолоСети... им бы, стервятникам, только народ пугать, набивая себе рейтинги! Все будет в порядке, вот увидишь.

– Я тоже в это верю, мадам, – отозвалась Исанн, с трудом удержав на лице полагающееся "милой девочке" выражение. Гувернантка то ли была набитой дурой, то ли считала такой ее.

"Вот и хорошо, если она считает меня глупым ребенком. Значит, ничего не заподозрит".

Пересилив себя, Исанн прижалась к воспитательнице и крепко обняла ее за талию. Сибилла удивленно охнула и неловко погладила девочку по голове, явно растерявшись. Обычно Исанн так себя не вела, потому что твердо знала: гувернантка – всего лишь обслуживающий персонал, и мила с ней только потому, что получает за это хорошие деньги.

А еще она твердо знала, что лучший способ обмануть человека – это показать ему именно то, что он ожидает увидеть. Так папа как-то сказал, а уж он-то во вранье разбирается.

Сибилла хотела увидеть напуганную до полусмерти малютку, которой очень нужно, чтобы кто-то взрослый приласкал ее и успокоил. Вот она и увидит... а заодно перестанет ходить за малюткой попятам, решив, что та будет послушной и смирной.

– Спасибо, Сибилла, – прошептала Исанн, старательно шмыгая носом. – За то, что вы так обо мне заботитесь. Простите, если иногда я веду себя как противная избалованная девчонка. Я... я не знаю, что делала бы без вас. Вы такая хорошая...

В ответ гувернантка еще крепче прижала ее к себе. Исанн внезапно подумалось, что прикосновения у нее нежные, как у мамы когда-то... и мерзкой фальши в ее ласке, в отличие от Мотмы, не чувствуется. Может, она и правда что-то значит для Сибиллы? Хотя бы немного?

"Дура! Заигралась, называется. Повариха в ресторане вкусно готовит не потому, что хочет клиентов порадовать, а потому что работа у нее такая. А у Сибиллы – делать вид, что она обо мне заботится".

Исанн чуть отстранилась и посмотрела на гувернантку самым милым взглядом, на который только была способна. Боялась даже, что переигрывает, но по лицу Сибиллы поняла, что все делает правильно.

– Мадам, можно я пойду посплю? Мне сегодня ночью было очень плохо, и я совсем не выспалась.

Сибилла ласково взъерошила ей волосы.

– Конечно, детка. Если тебе что-нибудь понадобится, можешь позвать меня в любой момент. И обязательно скажи, если снова почувствуешь себя нехорошо, ладно?

"Чтобы ты тут же доложила об этом отцу. Ну уж нет, не надо мне его врачей!"

– Конечно, мадам.

Вежливо кивнув гувернантке, Исанн поплелась к лестнице – пусть ей и хотелось броситься наверх бегом: сердце от волнения стучало часто и тяжело, а в голове крутилась глупая, но очень назойливая мысль "не успею!". Но образ маленькой несчастной девочки надо выдержать до конца, а то Сибилла, чего доброго, заподозрит неладное.

У самой лестницы Исанн воровато оглянулась по сторонам и, никого поблизости не обнаружив, подбежала к каморке, где хранились всякие хозяйственные принадлежности. Помимо них там имелся запасной комплект ключей от комнат и черного входа – предназначавшегося для прислуги, но давно облюбованного хозяйской дочкой. Убегать из дома через него было очень удобно: система защиты там была автоматизированная, предназначенная охранять дом от незваных гостей, а не ловить непослушных девчонок.

У Исанн внутри все крутило от волнения, когда она, привстав на цыпочки, шарила рукой по полке: а вдруг после ее вчерашнего побега ключ спрятали в место понадежнее? Но нет, вот он – там же, где она всегда его оставляла. Победно улыбнувшись, Исанн сунула ключ в карман и поспешила прочь от места преступления.

Теперь можно было и к себе в комнату идти – изображать до поры хорошую девочку. Только перед этим еще в ванную на втором этаже наведаться и стащить из аптечки упаковку снотворного. Оно, насколько Исанн помнила, было очень сильным: пары капель на чашку кафа должно хватить, чтобы гувернантка и телохранитель благополучно проспали ее побег, а если повезет, то и возвращение.

"Господин Элдбер привык, что я ему каф ношу, когда хочу поболтать. А Сибилла из вежливости не откажется, особенно если милую рожицу состроить и сказать, что я специально для нее старалась".

Все должно было пройти как по маслу. Она усыпит двух главных своих надсмотрщиков, покинет пентхаус через черный вход, поговорит с Мотмой и вернется домой. На случай, если сенаторша замыслит недоброе, Исанн возьмет с собой тревожную кнопку: стоит ее активировать, и очень скоро на помощь придут папины люди, злые и вооруженные до зубов.

Страх и предвкушение кололи тело тысячей иголочек, не давая спокойно усидеть на месте и нескольких минут – трудно, наверное, будет дожидаться оговоренных семи вечера. План казался удивительно простым и выполнимым – и от этого делалось еще тревожнее. Исанн собиралась совершить столько тяжелых проступков за раз, что в голове не укладывалось... и ее, скорее всего, никто не остановит.

А потом будет разговор с отцом. От одной мысли об этом у Исанн холодели руки, и где-то глубоко внутри робко подавала голос маленькая пугливая девочка: "А может, не надо?".

"Ну уж нет, – сердито подумала Исанн, копаясь в аптечке. – Мне нужно точно узнать, что случилось два года назад. Нужно!"
Может быть, тогда она перестанет снова и снова слышать, как плачет мама. Перестанет видеть, закрывая глаза, ее искаженное безумием лицо и окровавленную шею.

Может быть, тогда она сможет простить папу. Пока что-то не получалось.

* * *

Докладная записка начальника Третьего отделения ССБ по Центральному военному округу Л. Грэма директору ССБ А. Айсарду
об итогах операции по выявлению и аресту антиреспубликанского и политически ненадежного элемента среди личного состава военно-космического флота Галактической Республики


Совершенно секретно

В результате проведенных следственных действий среди личного состава военно-космических сил Центрального военного округа выявлено:
1. 578 лиц, публично выражавших сомнение в политическом курсе руководства Галактической Республики;
2. 1 450 лиц, уличенных в симпатии к идеям сепаратистов и просепаратистски настроенных сил;
3. 29 лиц, подозреваемых в диверсионно-подрывной деятельности;
4. 12 лиц, уличенных в подстрекательстве к бунту и дезертирству;
5. 34 лица, уличенных в шпионаже в пользу врага.

Итого по округу: 2103 лица.

Из них арестовано: 1 280 лиц
казнено: 314 лиц

509 лиц признано невиновными и допущено до исполнения служебных обязанностей под усиленным наблюдением со стороны уполномоченных сотрудников ССБ.

Национальный и расовый состав, звания и должности репрессированных и попавших под подозрение приведены в Приложении 1.

Бегло просмотрев документ, Арманд отложил его на край стола – в ту же стопку, где лежали докладные по остальным военным округам. Затем с нарочитой неспешностью перевел взгляд на голограмму Освальда Тешика.

– Совершенно верно, Освальд. Две тысячи человек. Две тысячи сто три, если быть точным. А теперь будь любезен изложить суть проблемы яснее и четче. По возможности – воздержавшись от хаттеза.

Судя по виду, адмирал от хаттеза воздерживаться совершенно не желал. Внушительное телосложение, тяжелые надбровные дуги и массивная, выдающаяся вперед челюсть придавали ему несколько воинственный вид, даже если он был совершенно спокоен, – сейчас же командующий и вовсе производил впечатление человека, готового хорошенько приложить собеседника кулаком, и не один раз.

– Суть проблемы, Арманд, – Тешик шумно выдохнул и выразительно повел могучими плечами, – в том, что ты мог бы посоветоваться со мной, прежде чем спускать с цепи своих шакалов. Две тысячи человек за три дня! Скажешь, капля в море? Скажешь – в основном солдатня и младшие офицеры, которых заменить ничего не стоит?

Тешик замолчал, не то давая собеседнику возможность подтвердить очевидное, не то восстанавливая дыхание. Арманд терпеливо дожидался продолжения тирады, глядя на адмирала выжидающе, со сдержанным интересом.

– А я тебе скажу, – продолжил тот уже тише, но с не меньшей злостью, – что мораль у нас после этой зачистки упала катастрофически. По коридорам ходят шепотки, что любого могут поставить к стенке без суда и следствия, чуть слово не так скажешь. Офицерики из тех, что похитрее и с гнильцой в душонке, наперегонки строчат твоим орлам доносы на начальство, надеясь урвать себе теплое местечко. Нехорошая это обстановка, Арманд, нездоровая. И на пользу в войне не пойдет.

Хоть Освальд и совладал с собой внешне, глухое бешенство звучало в его голосе и читалось в словах, которые он подбирал. Негодование, вызванное наглым вмешательством ССБ в дела флота, крепко переплеталось в нем с искренним беспокойством о своих людях и будущих военных успехах Республики.

– Аресты и казни подстрекателей, шпионов и прочих вредителей, пойманных с поличным, я понимаю и всецело поддерживаю. Но арестовывать за пустую болтовню? Казнить по подозрению? Это беспредел, Арманд. Очень надеюсь, что толку от него будет больше, чем вреда.

"Хороший ты все-таки человек, Освальд. Адмирал, не забывший, что когда-то был солдатом. Побольше бы нам таких... в мирное время".

Арманд чуть подался вперед, опершись локтями на стол и сцепив руки в замок.

– Вреда было бы куда больше, – сказал он твердо, ни на секунду не отводя взгляда, – не вмешайся мы вовремя. Даже горстка офицеров, лояльных джедаям, может доставить немало проблем. Добавим к ним рядовой состав, разделяющий их убеждения – получим бунт. Эту заразу надлежит вырывать с корнем – и немедленно уничтожать, пока распространиться не успела. Вместе с разносчиками, в том числе и потенциальными.

– В "потенциальные разносчики" многих можно записать. Хоть нас с тобой.

– Отнюдь. Если бы мы, Освальд, хватали людей по первому доносу, в Республике бы давно стало некому воевать – весь личный состав извели бы, включая самих любителей строчить анонимки. Думаешь, проверки начались три дня назад? Личные дела-то ведутся и дополняются на всем протяжении службы... а когда приходит время, достаточно лишь посмотреть, на ком грешков скопилось слишком много, чтобы списать их на случайность. Анонимного доноса и сиюминутных подозрений недостаточно, чтобы по-настоящему преданный офицер был назван изменником.

Адмирал помрачнел еще больше; его рот скривился и дернулся в сторону, словно от судороги. Похоже, в словах Арманда он разглядел нехороший подтекст – и был не так уж неправ.

Арманд не угрожал ему прямо сейчас. Намекнул лишь, что на чаши весов ложится каждое действие и слово.

– Как бы рамки "настоящей преданности" не оказались слишком узкими. Многие рискуют в них не вписаться.

В словах адмирала сквозила плохо скрытая враждебность. Конфликт грозил оборваться на неприятной, незавершенной ноте – которая неизбежно отзовется эхом через некоторое время.

Это было ожидаемо. Но оттого не более своевременно.

– Твои опасения понятны, Освальд. Можешь быть спокоен: я не вижу нужды в массовых чистках, – заверил Арманд, холодно глянув на собеседника. – Если мои сотрудники когда-нибудь проявят... излишнее рвение, они быстро усвоят границу между инициативой поощряемой и наказуемой. Как и то, что я редко даю второй шанс тем, в чьем профессионализме разочаровался.

Освальд скривился, как от зубной боли. Разумеется, он отлично понял истинный смысл ответа – да Арманд и не стремился скрыть его.

Не пристало адмиралу, пусть даже столь высокопоставленному, судить работу его ведомства. Это право директор оставлял за собой, и ни за кем более.

– Хорошо, если ты понимаешь, когда нужно натянуть поводок. Если мы начнем сами же истреблять своих людей, джедаи и сепаратисты только поаплодируют нам... перед тем, как снести наши головы.

Арманд криво усмехнулся:

– Здравые слова, чертовски здравые... нам всем не мешало бы почаще повторять их себе. Чтобы от зубов отскакивали, как у джедая – Кодекс.

* * *

Постепенно разговор свернул на рабочие вопросы и завершился почти мирно – но неприятный осадок остался, в виде того гадкого чувства, которое возникает вместе с очередной неразрешенной, загнанной вглубь проблемой. Конфликт исчерпал себя – но лишь до поры. С каждым днем ситуация требовала все более активного вмешательства ССБ в дела флота и армии, да и моффы вскоре ощутят на себе ее руку – это лишь вопрос времени. Ближайшего времени.

В другой ситуации это вряд ли обеспокоило бы Арманда: его работа, в силу объективных причин, неразрывно связана с недовольством, страхом и даже ненавистью других – даже, казалось бы, ближайших соратников. Но сейчас любые разногласия могли оказаться губительными для всего их дела. И вряд ли каждый из его союзников будет столь благоразумен, чтобы вовремя отступить, как это сделал Освальд.

"Если Палпатин погибнет, мы тут же вцепимся друг другу в глотки. Примемся драться за главенство в стае, как свора дворовых псов... и мир с порядком придется отложить на гораздо больший срок, чем пара лет".

Он сделал все возможное, чтобы старик выбрался на свободу целым и невредимым. И все равно – недостаточно для полной уверенности в успехе. Скайуокер оставался темной лошадкой, притом брыкающейся во все стороны. Клоны из Пятьсот первого – те надежнее... но успеют ли они захватить Храм прежде, чем тот же Винду решит, что пора перерезать Палпатину горло?

Если нет – оставалось надеяться лишь на силы самого канцлера. Величину неизвестную и потому не укладывающуюся в расчеты.

Звонок личного комлинка наложился на звон в голове, многократно усилив последний – недостаток сна и злоупотребление энергетиками не лучшим образом сказались бы и на более молодом организме. Арманд с трудом подавил раздражение: если дело снова в дочери...

Мысль оборвалась, стоило взглянуть на экран. Номер, вопреки ожиданиям, оказался незнакомым...

– Доброго вечера, директор Айсард. Смею полагать, узнали?

...в отличие от негромкого, располагающего голоса.

– Вас разве забудешь, господин Артемиус? – спросил Арманд с добродушным смешком, будто приветствовал старого друга – хотя с удовольствием пристрелил бы этого человека, предварительно четвертовав. – Чем обязан на этот раз?..

* * *

Исанн на цыпочках пробиралась по коридорам. В ладошке, вспотевшей от волнения, она крепко сжимала ключ от черного входа – точно боялась, что кто-то выпрыгнет из-за поворота и отнимет его. В доме стояла такая тишина, что каждый звук казался девочке чудовищно громким: сердце стучало молотком, дыхание смахивало на ранкорье сопение, а мягкие, осторожные шаги – на топот того же зверя.

Тихонько, стараясь даже дышать через раз, она заглянула в гостиную – и чуть не подпрыгнула от радости, заметив мирно спящую на диване гувернантку. Значит, снотворное подействовало!

Телохранителя Исанн проверять не решилась: его она угостила кафом минут пятнадцать назад или даже меньше. А вдруг он еще борется со сном, и появление подопечной его разбудит?

Выскользнув из гостиной и прикрыв за собой дверь, девочка поспешила к черному входу. Поначалу она шла довольно медленно, крадучись и шарахаясь от каждой тени, но потом осмелела: на пути никого не попадалось, а часы между тем показывали уже половину седьмого. Кто ее знает, эту Мотму – может, она забеспокоится и уйдет, если не увидит Исанн в означенное время? Тогда вся авантюра была бы впустую.

Коридор, еще коридор, трехзальная анфилада, снова коридор... впервые в жизни девочку начали раздражать размеры пентхауса. И зачем только отцу такая громада понадобилась?!

До нужного коридора – неприметного, нарочно скрытого от посторонних глаз раздвижными деревянными панелями, – Исанн добралась без приключений. Остановившись, прижалась разгоряченным лбом к прохладной стене. Чувствовала девочка себя так, будто уже успела сбегать к "Звезде" и обратно: сердце бешено стучало, дыхание сбивалось, а волосы липли ко вспотевшему лицу. В ногах ощущалась какая-то странная слабость – казалось, вот-вот коленки подкосятся.

Ей было страшно, это правда. От собственной смелости и дерзости, а еще больше – от понимания, что с рук ей это не сойдет.
Но хуже всего был страх узнать наконец правду о матери. Страшную и неприглядную, судя по тому, что Исанн все-таки удалось вспомнить. Сейчас ее словно подначивал кто-то:"Забудь обо всем, не ходи никуда"... и девочке очень хотелось согласиться.
Но смириться с тем, что исчезновение (или действительно – гибель?) мамы так и останется для нее загадкой, она не могла. Потому что понимала: тогда мамин плач у нее в голове никогда не утихнет. Исанн будет постоянно о ней думать – и в конце концов тоже сойдет с ума.

Ну уж нет. Решилась – значит, надо действовать. Тем более самая трудная часть уже...

– Далеко собралась, юная леди?

...позади.

Едва не подскочив от испуга, Исанн обернулась. Прямо у нее за спиной стоял господин Элдбер и снисходительно улыбался. На спящего он не походил совершенно.

– Не знаю, зачем тебе понадобилось меня усыплять, но на будущее запомни: любое снотворное, которое можно достать в аптеках, помогает заснуть – но не вырубает сразу, как показывают в глупых фильмах. Чудо ты маленькое...

Весело хмыкнув, он одной рукой потрепал ее по голове, а другую требовательно протянул вперед:

– А теперь будь умницей: отдай мне ключ и пойди... не знаю, в куклы поиграй. На улице маленьким девочкам сейчас нечего делать.

Сообщение отредактировал Annanaz - 5 Февраль 2016, 00:56

[Annanaz]

Политика – явление не только грязное, но и во многом до смешного абсурдное. В дни, когда она, подобно реке во время паводка, выплескивается за пределы просторных залов Сената, кабинетов богатых дельцов и руководителей влиятельных ведомств, этой грязью и абсурдом пропитывается весь Корускант: кажется, нельзя и шагу ступить, чтобы не вляпаться в чью-нибудь интрижку или ненароком скомпрометировать себя, поприветствовав неправильного человека или просто поужинав не в том ресторане.

И это, увы, не преувеличение. Именно поэтому Роланд Артемиус в последнее время избегал столичных ресторанов, предпочитая их кулинарным изыскам стряпню домашней кухарки: слишком претило ему назойливое внимание наемных соглядатаев и праздношатающихся сенаторов, возомнивших себя политиками галактического масштаба. В стенах собственных апартаментов куда меньше ушей, а глаз – так и подавно.

Благо, чем дальше от Правительственного района, тем больше становилось свободных от всеобщей паранойи и истерии островков. Так ресторанчик, выбранный в качестве нейтральной территории, практически не раздражал: уютный и в меру претенциозный, он был слишком дешев и неприметен для политической ангажированности. Ненавязчивая музыка, недурственная еда – да еще и по цене за блюдо чуть меньшей, чем зарплата среднестатистического альдераанца... Роланду здесь почти нравилось. Разве что компания была не слишком приятной – но, если быть честным, когда он в последний раз ужинал с человеком, чье общество его не тяготило?

– Если я, господин Айсард, чем и похожу на стереотипного альдераанца, так это тягой к постоянству – во всем, начиная от политики и заканчивая сортом вина за ужином, – вальяжно протянул Роланд, рассматривая на просвет свой бокал. Вино, плескавшееся в нем, было безупречного темно-рубинового цвета и вкусовые качества имело, вполне соответствующие элитной марке. – Очень, к слову, рекомендую: отменное красное полусладкое, пятнадцати лет выдержки... удивительное дело: здесь оно куда лучше того, что подают в "Саартеме", да и в "Свете Альдеры".

– Пожалуй, воздержусь, – Айсард дернул уголком рта в намеке на улыбку и выразительно отсалютовал стаканом виренского. – Вино слишком туманит голову, особенно альдераанские сорта. Я, как видите, предпочитаю виски. Исключительно выдержанный, разумеется.

Артемиус улыбнулся в ответ, накалывая на вилку кусочек тонко нарезанного сыра.

– Выдержка... ценное качество, что в напитках, что в людях. Позволите поинтересоваться, какого года ваше виренское? Есть у меня один знакомец, большой ценитель хорошего кореллианского алкоголя – а я, увы, в этом вопросе не знаток.

– Девятьсот тридцатый от Руусана. Серия коллекционная, редкая – если подумываете о подарке на юбилей, то вряд ли найдете вариант лучше.

– Потому и интересовался, что подумывал. Зрите в корень, директор, как и всегда.
Собеседники пригубили из своих бокалов – правда, со стороны могло показаться, что на стол напитки вернулись нетронутыми.

То был лишь предлог, чтобы взять небольшую паузу в разговоре, повнимательнее изучить оппонента и собраться с мыслями.

– Итак, возвращаясь к выдержке, постоянству и прочим ценным качествам. Мне здесь, господин Артемиус, видится некоторое противоречие.

– Отчего же? – безмятежно осведомился Роланд, вновь делая глоток вина. Восхитительного, что и говорить.

– Вы упомянули о своей тяге к постоянству – в политике в том числе. И все же вряд вы затеяли этот разговор лишь для того, чтобы поговорить об элитных сортах алкоголя. Если только в ваших планах на вечер не числится мой арест, – Айсард саркастически усмехнулся, ясно давая понять, что такая затея ему представляется крайне неразумной, – то противоречие становится очевидным.

– И вы уверены, что ничего подобного я не планирую, – Роланд даже не потрудился скрыть насмешку: еще бы ему не быть уверенным... устраивать кровавую баню, не успев отойти на безопасное расстояние? Не тот опыт, который хотелось бы пережить на старости лет.

– Помилуйте. Я никогда не держал вас за глупца. Так что говорите, господин Артемиус, что у вас на уме. Время – слишком ценный ресурс, чтобы бесконечно ходить вокруг да около и обмениваться туманными намеками.

"Вот этим и отличаются корускантцы от альдераанцев, – подумал Роланд. – С соотечественником мы бы провели за беседой полночи и добрались до сути ближе к утру... все-таки некоторые особенности нашего менталитета ужасно раздражают".

– А вот зря вы так отмахиваетесь от возможной опасности, господин Айсард, – сказал он доброжелательно, с легким укором. – Я ведь, будете смеяться, действительно пришел сюда, чтобы арестовать вас. За убийство вашей прекрасной супруги, бесчеловечные пытки арестантов, эксперименты на разумных существах и прочие злодеяния, коих на вашей совести немало.

Айсард невозмутимо пригубил своего баснословно дорогого виски коллекционной серии.

– И в чем же проблема? Помнится, вы были прямо-таки одержимы этой идеей некоторое время назад... и все же реализовывать не торопитесь. Неужто надеетесь чистосердечное вытянуть?

Он выразительно постучал пальцем по генератору помех – специально расположенному прямо в центре стола как гарантия конфиденциальности, и, следовательно, откровенности разговора.

– Проблема – за исключением понятных сложностей в реализации, – ответил Роланд, глядя собеседнику прямо в глаза, – заключается в том, что одержимость имеет свойство сходить на нет под давлением времени и обстоятельств. Если мы, конечно, не говорим о душевнобольных – с ними-то все безнадежно. Увы, магистр Винду, который с отнюдь не джедайским пылом желает вам скорой кончины, похоже, считает меня именно таковым...

Роланд тяжело вздохнул, отставляя бокал в сторону. Окажись в тот момент поблизости кто-то его из подчиненных, он непременно отметил бы: начальник не просто зол – он в бешенстве, и под руку ему сейчас лучше не попадаться. Только в такие моменты у старика практически застывало лицо, и лишь глаза сохраняли подвижность – опасно прищуренные, горящие.

"Этот напыщенный сектант решил, что вправе отдавать мне приказы, словно одному из своих солдат-клонов. Это я еще мог бы стерпеть. Но того, что меня держат за идиота... пешку, которой можно пожертвовать, как только отпадет нужда..."

– Многоуважаемый магистр, очевидно, полагает, что я поспешу воспользоваться шансом избавиться от давнего врага... тем самым отказывая мне в способности просчитывать ситуацию хотя бы на ход вперед. Арестовав или убив вас, я окончательно зарекомендую себя врагом его превосходительства Палпатина... или его величества, уж не знаю, как он намерен в будущем себя называть. А это, как мне представляется, позиция крайне проигрышная.

Айсард слушал с подчеркнутым равнодушием. Молча подлил себе виски, бросил в стакан пару кубиков льда, но пить не стал – прежде поинтересовался со сдержанным скептицизмом:

– И все же вы придерживались ее на протяжении многих лет. И придерживались последовательно, успев нажить немало врагов. Не слишком ли поздно для смены лагеря?

Роланд пренебрежительно отмахнулся:

– Вы не хуже меня знаете, что союз – равно как и вражда – дело временное и зависит исключительно от схожести... или несхожести интересов. Так уж вышло, что сейчас наши с вами интересы практически совпадают. Естественно, в глобальном масштабе – оставим мелкие склоки для более спокойных времен.

– Вот как? И чего же мы оба хотим?

– Удивительное дело – долгой жизни и правления канцлеру Палпатину. Не стану отрицать, я не питаю ни малейшей симпатии ни к этому человеку лично, ни к избранному им политическому курсу... но альтернатива? Обезглавленная военная хунта, правящая Центральными мирами? На окраинах – крайне непредсказуемый и нестабильный союз корпорократов, элит отдельных мирков с их местечковыми интересами и жадной до власти вооруженной секты? И непрекращающаяся кровавая грызня – как между фракциями, так и внутри них самих? Э, нет, господин Айсард... не в такой галактике я хочу встретить старость.

Какое-то время Айсард просто смотрел на него – внимательно, недобро щуря глаза. Со стороны он напоминал человека, раздумывающего, скормить побежденного врага диким зверям живьем, или сначала прикончить – дабы не прослыть варваром... но Роланд хорошо понимал: директор отмахиваться от его предложения не собирается. О нет, этот змей слишком хорошо чует свою выгоду... и чужую кровь. Давний противник пришел к нему просителем, готовым принять игру на его условиях. От такого не отказываются.

Айсард обдумывал не ответ, но выгоды от будущего соглашения. Опасности, которые могут в нем таиться... и – собственный удар, который нанесет, чуть только Роланд вздумает вновь поднять голову.

А он поднимет. Неизбежно поднимет... и куда скорее, чем директор успеет осознать опасность. Но пока пусть наслаждается триумфом, ведь это так усыпляет бдительность...

– Ваши мотивы вполне понятны, господин Артемиус, – наконец сказал он. – Предположим, я не вижу резона подозревать вас в двойной игре: этим вы лишь навредите себе, ничего толком не выгадав. Если же вы хорошо зарекомендуете себя во время грядущего кризиса, то у вас будет шанс сохранить за собой и пост, и прилагающиеся к нему привилегии... при условии, разумеется, что достойный доверия человек поручится за вас.

Директор, похоже наслаждался звучанием собственного голоса; лицо его отчаянно просило удара в челюсть – выражением нескрываемого высокомерия и злорадного торжества. Впрочем, Роланд едва ли мог его обвинять: поменяйся они ролями, он и сам держался бы подобным образом.

– Ответьте мне лишь на один вопрос: есть ли у меня резон становиться тем человеком? Почему бы мне не отойти в сторону, позволив вам утонуть вместе со старой Республикой, за которую вы так радели?

– Разве это не очевидно? – Роланд растянул губы в самой открытой и добродушной из своих улыбок – отчего стал еще заметнее стальной отблеск глаз.

Может быть, его положение и было незавидным – но цену себе главный законник Республики знал. И позволять Айсарду искусственно занижать ее не собирался.

– Я предлагаю вам время, господин Айсард. Время, которое вы так цените. Не стану расписывать, сколько драгоценных часов и ходов на опережение вы выгадаете с моими знаниями о мятежниках. С моими войсками, которые вместо того, чтобы мешать вам, повернут оружие против вчерашних союзников. Это вы, полагаю, хорошо понимаете сами – как и то, сколь весомее прозвучат на чрезвычайной сессии ваши обвинения, если я поддержу их. Других же обещаний я давать вам не намерен: сам терпеть не могу лжи в подобных делах и от вас снисходительности не ожидаю.

Наполнив почти опустевший бокал, Роланд поднял его перед собой, словно колеблясь – то ли отпить, то ли провозгласить тост для начала.

– Полагаю, теперь ваш черед отвечать на один-единственный вопрос. Скажите: вы заинтересованы в моем предложении? Да или нет, господин директор, и только... иные ответы сейчас – не более чем лукавство, совершенно в нашей ситуации неуместное.

Несколько долгих секунд они лишь пристально смотрели друг на друга, храня напряженное молчание. Будто два крупных и сытых ворнскра, пересекшихся вдали от своих охотничьих угодий: нападать опасно да и ни к чему, а миром разойтись – непривычно.
Но и это было лишь формальностью. Данью старой вражде, позабыть о которой в одночасье было бы своего рода дурным тоном. И паузу Айсард держал ровно до момента, когда та начала казаться слишком затянувшейся.

– Да. Заинтересован.

– В таком случае, за будущее?

Айсард улыбнулся, поднимая стакан:

– За будущее, господин Артемиус.

* * *

Встреча не продлилась долго: вскоре после того, как соглашение было скреплено тостом, давние противники разошлись, на прощание обменявшись дружеским рукопожатием.

Каждый остался доволен исходом – и каждый вынашивал далекоидущие планы на будущее.

Роланд Артемиус хорошо понимал, что игру по новым правилам он начинает с не самой лучшей позиции. Но пройдет год или два, острая фаза кризиса минует... и вот тогда-то, когда придет время делить власть в новом государстве, он возьмет реванш.
Сейчас Арманд Айсард был самым могущественным человеком в окружении канцлера. Такие обычно живут недолго – слишком мозолят глаза другим членам стаи... и самому вожаку.

Палпатин, несомненно, с легкостью закроет глаза на любое преступление против закона... но только не против себя. Чего он никогда не простит своему слуге, так это попытки самому стать господином.

Уж Роланд найдет способ убедить его: генеральские погоны и директорский чин с некоторых пор кажутся Айсарду слишком тесными.


Имелись схожие соображения и у Арманда Айсарда. Мысли о будущем перераспределении сил в республиканской верхушке занимали и беспокоили его не первый месяц.

Он понимал: Палпатин в жизни не позволит ему сохранить безоговорочное доминирование. Арманд и сам не позволил бы, окажись он на его месте. А значит – грядет масштабное перетряхивание госаппарата, реорганизация старых и создание новых ведомств, новый дележ ресурсов и полномочий. И изменения будут, увы, отнюдь не в его пользу.

Вселенная, как известно, не терпит пустоты – а значит, и на смену Артемиусу придет новый глава Департамента юстиции. Арманд уже представлял себе возможные кандидатуры – и ни одна из них не внушала оптимизма. Сравнительно молодые, жадные до власти хищники. Знавшие об Арманде куда больше, чем Артемиус – чьи данные с приходом нового порядка обесценятся, станут, в лучшем случае, материалом для желтых газетенок.

И положение этих молодчиков в системе будет куда более крепким, чем у перебежчика и вчерашнего врага.

Порой старый противник гораздо лучше нового. Так пусть Артемиус покоптит небо еще несколько лет... а там видно будет.